ЛИНГВОКУЛЬТУРНЫЙ КОНЦЕПТ «ЛЮБОВЬ» В ЛИРИЧЕСКИХ И ДРАМАТУРГИЧЕСКИХ ПРОИЗВЕДЕНИЯХ К. СКВОРЦОВА

Монография

Изучение языка художников слова является одним из основных направлений современной лингвистики. В этом направлении успешно работают В.П. Григорьев, Ю.Н. Караулов, Н.И. Ковтунова, Л.Н. Чурилина, Т.Н. Данькова, А.В. Маняхин, Е.В. Лобкова, Е.В. Андриенко и др. В лингвистических исследованиях конца Х1Х – начала ХХ века индивидуальный стиль писателей изучается с учетом соотношения языка и мышления, способов выражения в языке реалий внеязыковой действительности, особенностей организации языковой картины мира.

Художественный текст представляет собой систему языковых средств, выражающую представления автора о мире. На основе личного когнитивного опыта в сознании писателя формируются концептуальные структуры, отражающие индивидуально-автор-ское знание о мире и находящие свое выражение в текстовом пространстве. Как утверждает В.А. Пищальникова, «целью эстетической речевой деятельности является адекватная репрезентация личностных смыслов, а результатом её становится … художественный текст, представляющий определенное содержание концептуальной системы автора» [Пищальникова 1991]. С этой точки зрения актуальным представляется лексическое проявление культурных концептов, базовых понятий культуры и духовной жизни общества. Анализ художественных текстов позволяет выявить особенности концептуальной системы того или иного писателя, являющейся составной частью коллективного опыта познания мира. Исследование произведений признанных мастеров слова важно для изучения концептосферы русского языка, в которой зафиксированы результаты индивидуального опыта познания того или иного писателя.

В связи с этим лексическое проявление культурных концептов стало предметом лингвистических исследований. Термин «концепт» широко используется в лингвистической литературе как ключевое понятие. Проблемам изучения природы концепта посвящены труды как зарубежных, так и отечественных учёных:
В. фон Гумбольдта, Э. Сепира, Б. Уорфа, Дж. Лакоффа, М. Минского, Р.И. Павилёниса, Ч. Филлмора, А.А. Потебни, С.А. Аскольдова-Алексеева, Д.С. Лихачёва, А.П. Чудинова, Ю.С. Степанова,
В.Н. Телия, Е.С. Кубряковой, А.П. Бабушкина, З.Д. Поповой,
И.А. Стернина, В.В. Колесова, Л.Н. Чурилиной и многих других. Методологическая основа исследования концептов, связанных с внутренним миром человека, сложилась под воздействием работ ведущих отечественных когнитологов и лингвокультурологов – Н.Д. Арутюновой, М.К. Голованивского, М.В. Пименовой,
А.Д. Шмелева, В.А. Масловой, З.Д. Поповой, И.А. Стернина и др.

Константин Скворцов внёс достойный вклад в обогащение концептосферы русского языка. В его творчестве яркое выражение получил концепт «Любовь», в котором выделяются три основных семантических сферы: «Отечество, Любимая и Мать».

Любовь являлась предметом исследований многих философов с конца девятнадцатого века. Его разрабатывали такие философы, как Вл. Соловьев, Н. Бердяев, П. Флоренский, С. Булгаков, И. Ильин, С. Франк. Она стала объектом внимания литературоведов и критиков: В. Розанова, В. Жирмунского, Н. Арсеньева,
И. Голенищева-Кутузова и др.

В отличие от западных философов, у которых доминирующей концепцией стал фрейдизм, определивший понимание и интерпретацию эротики, любви, поставивший биологические потребности человека над духовными, русские мыслители развивали гуманистическую традицию в понимании природы любви, связывали сексуальную энергию человека не только с удовлетворением физических потребностей и потребностей в продолжении рода, но и с пониманием духовной культуры человека, с поиском новых нравственных ценностей. С.Л. Франк связывает любовь к ближнему с общественным бытием человека, поскольку человек является существом социальным и стремится к ощущению своего «я» как части «некоего коллективного целого», выражаемого словом «мы».

Философы отдельно рассматривают любовь родителей к детям и любовь детей к родителям. Э. Фромм называет материнскую любовь благословением, подчёркивает её роль в формировании отношения человека к самому себе и к другим людям, прежде всего в формировании чувства любви [Фромм 1988: 467]. Философ считал также, что любовь к родителям является основой жизни, фундаментом общества.

Русская литература постоянно обращается к теме любви, настойчиво стремится понять её философский и нравственный смысл, её связь с явлениями мировой культуры. В этой традиции любовь понимается как путь к творчеству, к поискам духовности, к нравственному совершенствованию. Этой традиции следует К.Скворцов в своём поэтическом творчестве.

Творчество поэта К. Скворцова практически не изучено. Можно отметить ряд статей, посвященных биографии и творческому пути поэта (В.А. Черноземцев, А. Белозерцев, Т.В. Соловьева), анализу основных мотивов его лирики (Л.И. Стрелец), драматургических произведений (Н. Матвеева).

Творчество К. Скворцова широко известно в России. Оно созрело и окрепло в 60-е годы двадцатого века – эпоху расцвета отечественной прозы, поэзии и драматургии. Первый сборник поэта вышел в 1966 году («На четырех ветрах»). С этого времени начинается стремительный взлет творчества поэта. Второй сборник был издан уже в 1968 году («Лунная река»), а в 1969 г. К. Скворцов был принят в Союз писателей СССР. Во время работы в г. Челябинске (1966 – 1986) автор написал более десяти драматических поэм: «Ущелье крылатых коней», «Отечество мы не меняем», «Кибальчич», «Бестужев-Марлинский», «Алена Арзамасская», «Пока есть музыка и память», «Ментуш» и др. Эти произведения отражают важнейшие события российской истории; по мнению критиков, они проникнуты высоким чувством историзма и патриотизма. Среди героев его произведений – ученые, просветители, правители, оставившие заметный след в истории России. Эти пьесы публиковались в журналах «Наш современник», «Театр», «Современная драматургия», «Роман-газета», «Урал», в сборнике «Каменный пояс» и др.

В 1986 году К. Скворцов был избран секретарем правления Союза писателей СССР. В этот период К. Скворцов пишет стихи, которые характеризуют его как тонкого лирика. В лирических произведениях продолжают звучать заветные темы К. Скворцова: Родина, любовь, память и др. В 1999 г. в Москве выходит трехтомное издание избранных произведений поэта, в котором впервые были напечатаны полностью венки сонетов (7). Он продолжает создавать «художественно и философски новаторские пьесы» [Матвеева 1999]: «Ванька Каин», «Смутное время», «Дар Божий. Драма любви Ф.М. Достоевского» и др. По мнению Н. Матвеевой, поэт открывает читателю «свою Россию…её сокровенность, трудность её постижения в её славе и в её позоре» [Матвеева 1999].

В 90-е гг. двадцатого века – в начале двадцать первого века К. Скворцов пишет пьесы, посвященные утверждению христианства как мировой религии: «Георгий Победоносец», «Иоанн Златоуст», «Константин Великий», «Юлиан Отступник». Герои этих произведений высоко несут факел веры, вселенской любви к людям, свет которой, не гаснущий по сей день, освещает нам дорогу к высшим духовным ценностям. Ф. Искандер отмечает в этих пьесах «высокую поэтическую правду».

К.В. Скворцов удостоен звания «Человек года» Кембриджским университетом (1992 г.), звания лауреата премии им. А. Фатьянова (1986 г.), имени М.Ю. Лермонтова (2000 г.), имени
М.Н. Алексеева (2005 г.), Большой литературной премии России за лучшее произведение 2004 г. (за книгу «Сим победиши!») и др.

Спецкурсы по поэзии К. Скворцова читаются в Лондонском и Лодзинском университетах, его произведения переведены на иностранные языки (английский, сербский, немецкий, арабский и др.).

Язык произведений поэта является богатейшим источником для исследований, этим обусловлено внимание современной лингвистики к изучению идиостиля отдельных поэтов, к использованию понятия «концепт» применительно к художественному идиостилю. Но лингвистическое исследование поэтических текстов данного автора до настоящего времени не проводилось. В данной работе раскрыто смысловое наполнение концепта «Любовь» в поэзии К. Скворцова и способы его лексической репрезентации, выявлены особенности индивидуально-авторской картины мира.

ГЛАВА 1. КОНЦЕПТ «ЛЮБОВЬ»:
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ АНАЛИЗА

Понятие концепта в научной литературе

Проблема концепта является общей для разных направлений науки: философии, логики, психологии, культурологии, социологии и др.

В философии концепт изучается с древних времен (Сократ, Аристотель), и заслугой античных философов стало то, что они высказали мысль о том, что слово служило средством экспликации концепта.

И. Кант рассматривал абстрактные вербально выраженные сущности, которыми можно обозначать различные явления действительности.

В понимании сущности концепта античными и современными учёными есть определённая соотнесённость. В.З. Демьянков считает, что «чистое понятие» И. Канта является концептом в современном понимании.

Ю.С. Степанов, опираясь на теорию И. Канта, подразделил концепты на «априорные» и «апостериорные» («опытные, эмпирические»). Ко второй группе относятся такие концепты, как «вера», «дружба», а также «любовь».

В настоящее время в философии появилось направление, изучающее концепты, – концептология, достижения которой используют в своих трудах ведущие лингвисты.

Термин «концепт» является ключевым понятием лингвистики, хотя используется относительно недавно – он появился в ХХ веке в работах российских лингвистов С.А. Аскольдова-Алексеева,
Н.Д. Арутюновой, В.И. Карасика, Д.С. Лихачева, Ю.С. Степа-нова и др.

Появление термина «концепт» связано с именем С.А. Аскольдова-Алексеева, который ввел его в отечественную лингвистику в 1928 году, но широко использоваться этот термин стал только в 80-е годы ХХ века. С.А. Аскольдов-Алексеев отмечает, что вопрос о концептах не нов, тем не менее признаёт, что их природа «до сих пор остается невыясненной» [Аскольдов 1997: 267-279]. До настоящего времени спорными являются вопросы структуры, классификации концептов, методов описания и изучения.

С.А. Аскольдов-Алексеев рассматривает концепт как познавательное средство, «мысленное образование, которое замещает нам в процессе мысли неопределенное множество предметов одного и того же рода». Таким образом, концепт для С.А. Аскольдова-Алексеева связан с мыслительными операциями. Однако исследователь отмечает, что существует два вида концептов. Помимо познавательного концепта, существует «нечто», создающее художественное впечатление духовного обогащения. Это «нечто» С.А. Аскольдов-Алексеев впервые назвал «художественным концептом». Художественный концепт связан с познанием по своей природе, но к нему присоединяются чувства, желания, в нем соединены понятия, эмоции, волеизъявления, ассоциации. Художественный концепт содержит эмоционально-экспрессивный компонент. Он получает свое выражение в художественном произведении или в совокупности произведений и содержит в себе индивидуально-авторское понимание сущности предметов или явлений.

Развивая теорию С.А. Аскольдова-Алексеева, Д.С. Лихачев отмечает, что концепт, связанный со значением слова, тем не менее не ограничивается им. По мнению Д.С. Лихачева, концепты возникают в сознании человека как отклик на языковой опыт в целом: прозаический, поэтический, научный, социальный и т.п. Поэтому, основываясь на рассуждениях Д.С. Лихачева, можно утверждать, что концепт концентрирует в себе культуру.
В.А. Маслова считает, что такая трактовка концепта Д.С. Лихачевым базируется на семантике латинского «conceptus»: 1) собирать, вбирать в себя, 2) представлять себе, воображать, 3) написать, сформулировать, 4) образовывать, 5) происходить, появляться, возникнуть. «Приведенные значения, – пишет В.А. Маслова, – можно свести к следующему обобщенному: «сформулированный (воображаемый) как собирающий, вбирающий в себя и являющийся их началом» [Маслова 2007: 49].

Д.С. Лихачёв делает важное замечание о существовании множества концептосфер: идеосферы нации, семьи, социальных сообществ и др. При этом исследователь даёт, по существу, когнитивный разворот данной проблеме, указывая на то, что в сознании человека концептосферы могут сосуществовать, влияя друг на друга: «Между концептами существует связь, определяемая уровнем культуры человека, его принадлежностью к определённому сообществу людей, его индивидуальностью» [Лихачёв 1997: 282]

Д.С. Лихачев ввел понятие концептосферы как совокупности концептов: «В совокупности потенции, открываемые в словарном запасе отдельного человека, как и всего языка в целом, мы можем назвать концептосферами». По его признанию, термин «концептосфера» был введен им по аналогии с терминами «биосфера», «ноосфера». Он объясняет необходимость введения данного понятия: оно «помогает понять, почему язык является не просто способом общения, но и неким концентратом культуры – культуры нации и ее воплощения в разных слоях населения вплоть до отдельной личности». Концепт, по мнению Д.С.Лихачева, расширяет словарное значение слова, добавляет в слово «эмоциональную ауру», соединяет словарное значение слова с личным и этническим опытом человека [Лихачев 1997: 282]. Вследствие этого «концептосфера национального языка тем богаче, чем богаче вся культура нации – ее литература, фольклор, наука, изобразительное искусство». На формирование концептосферы большое влияние оказывает литература, и Д.С. Лихачев отмечает большой вклад носителей фольклора, писателей и особенно поэтов в создание национальной концептосферы. Д.С. Лихачев акцентирует внимание на особой роли религии в формировании национальной концептосферы.

В большинстве исследований концептосферы указывается, что она имеет полевую структуру, то есть в ней можно выделить центровую часть и периферию (Д.С. Лихачёв, Ю.М. Лотман,
Ю.С. Степанов, З.Д. Попова, И.А. Стернин). В центровую часть входят наиболее актуальные, имеющие высокий социальный рейтинг концепты.

Опираясь на рассуждения Д.С.Лихачева о концептосфере и отмечая необходимость уточнения соответствующего понятия, Ю.Е. Прохоров построил следующую модель концептосферы [Прохоров 2008: 93-95].

Существующая некая совокупность языковых единиц позволяет человеку осуществлять с ее помощью общение. Эта совокупность устойчива в своем ядре и вариативна в своей периферии, незамкнута, структурно организована и самодостаточна, то есть может рассматриваться как феномен языка определенного этноса.
Каждая единица языка может создавать определенные ассоциативные связи с другими единицами (или не может с рядом других единиц), образуя вокруг себя некоторую семантическую сферу, элементы которой находятся ближе или дальше от центра рассматриваемой конкретной языковой единицы.
Совокупность семантических сфер, реализуемых в речевом общении носителей языка, образует семантическое пространство. Это пространство одновременно дискретно и нерасторжимо, так как отдельные элементы в системе ассоциативных связей могут принадлежать нескольким семантическим сферам.
Каждая языковая единица является знаком и потому фиксирует и называет определенную связь между явлением действительности, значением и смыслом этого явления. Знак соотносится с семиотической сферой, которая построена так же, как семантическая сфера (ядро и периферия).
Совокупность семиотических сфер образует семиотическое пространство, в котором они располагаются в определенном взаимном соответствии.
Совокупность семантических и семиотических сфер создает условия для возникновения концептосфер. В концептосфере также есть ядро и периферия, она дискретна и нерасторжима. Она связана с множеством других концептосфер. Совокупность концептосфер образует концептуальное пространство.

Особое видение концепта, развивающее положения
Д.С. Лихачева, предлагает Ю.Д. Апресян [Апресян 1995: 39]. Оно основано на следующих положениях:

каждый естественный язык отражает определенный способ восприятия и организации мира; выражаемые в нем значения складываются в некую единую систему взглядов, своего рода коллективную философию, которая навязывается языком всем носителям;
свойственный языку способ концептуализации мира отчасти универсален, отчасти национально специфичен;
взгляд на мир (способ концептуализации) «наивен» в том смысле, что отличается от научной картины мира, но это не примитивные представления.

Относительная новизна термина «концепт» для российской лингвистики определяет его неоднозначное толкование, «произвольность употребления», «смешение с близкими по значению и/или по языковой форме терминами» [Маслова 2007: 45].

В «Лингвистическом энциклопедическом словаре» термин «концепт» разъясняется как синоним слова «понятие» в словарной статье, данной Ю.С. Степановым: «Понятие (концепт) – явление того же порядка, что и значение слова, но рассматриваемое в несколько иной системе связей; значение в системе языка, понятие – в системе логических отношений и форм, исследуемых как в языкознании, так и в логике» [ЛЭС 1990: 384].

В словаре «Константы. Словарь русской культуры»
Ю.С. Степанов относит концепт к явлениям «того же ряда, что и понятие». Утверждение Ю.С. Степанова основано на анализе этимологии слова «концепт», которое является калькой с латинского «conceptus» – «понятие». В латинском языке слово «conceptus» образовано от глагола «concipere» – «зачинать», то есть буквальное значение слова «концепт» – «понятие, зачатие». Ю.С. Степанов отмечает сходство внутренней формы латинского слова «conceptus» и русского слова «понятие», которое образовано от слова «пояти» – «схватить, удержать». Из этого наблюдения можно сделать вывод о главной особенности слова – заключенном в нем значении «собрать, удержать вместе». Исходя из этого, Ю.С. Степанов дает определение концепта как синонима слова «понятие»: «Концепт – явление того же ряда, что и понятие» [Степанов 2001: 43].

Ряд исследователей также употребляет термин «концепт» в том же значении, что и понятие (В.З. Демьянков, В.В. Колесов, Р.М. Фрумкина). Так, например, Р.М. Фрумкина определяет концепт как вербализованное понятие, отрефлектированное в категориях культуры [Маслова 2007: 46].

Е.С. Кубрякова [Кубрякова 1996: 92] говорит о концептах как о «соотносительных со значением слова понятиях».

В.З. Демьянков, отмечая, что термин «концепт» вплоть до 70-х годов ХХ века использовался как полный синоним термина «понятие», обращает внимание на то, что сейчас его начинают употреблять в значении ином, чем просто «понятие», особенно в гуманитарных науках. По мнению ученого, понятием является то, о чем люди договариваются, их конструируют для того, чтобы понимать друг друга при обсуждении проблем, а концепты имеют относительную независимость, существуют сами по себе.

Определения такого рода, отождествляющие термины «понятие» и «концепт», отражают логическую интерпретацию, однако они не могут быть тождественны друг другу в плане применения к слову и его лексическому значению. Можно утверждать, что это однопорядковые, но не равнозначные понятия, что концепт включает в себя понятие, но не исчерпывается им.

Отмечая связь между терминами «концепт» и «понятие», Ю.С. Степанов также делает акцент на том, что между этими терминами наблюдаются различия, связанные с тем, что концепты, в отличие от понятий, «не только мыслятся, они переживаются» [Степанов 1997: 40]. Ю.С. Степанов заключает: «Концепт – это культурно-ментально-языковое образование» [Степанов 1997: 41].

Различия между терминами «понятие» и «концепт» отражены в таблице 1.

Мы используем термин «концепт», так как он в большей мере отражает суть этого сложного и многомерного явления.

Соотношение «концепт – слово» рассматривали С.А. Аскольдов-Алексеев, Д.С. Лихачев. Согласно Д.С. Лихачеву, концепт соотносится со словом в одном из его значений, замещает понятие в сознании носителей языка. Однако эта точка зрения оспаривается другими учеными, считающими, что концепт значительно шире, чем лексическое значение слова. В.А. Маслова подчеркивает сложность отношений между концептами и словами, опираясь на особенности отражения словами содержания концепта [Маслова 2007: 37]. Концепт охватывает все содержание слова – денотативное, коннотативное, отражающее представления носителей данного языка и культуры о явлении, стоящем за словом во всем богатстве его ассоциативных связей. Концепт реализуется не только в слове, но и в словосочетании, высказывании, дискурсе, тексте.

Таблица 1

Дифференциациальные признаки понятия и концепта

Понятие	Концепт
Совокупность познанных сущест-венных признаков объекта.	Ментальное национально-специфическое образование, планом содержания которого является вся совокупность знаний о данном объекте, а планом выражения – совокупность языковых средств. Концептом может быть не любое понятие, а лишь наиболее значимое для данной культуры.
Включает лишь существенные признаки объекта.	Включает как существенные, так и несущественные признаки объекта. Концепт имеет эмоциональный, экспрессивный, оценочный компонент, выражает не только объективные признаки объекта, но и его субъективные признаки.
Число понятий не ограничено.	Концептом становятся только актуальные и ценные для данной культуры явления, имеющие большое количество лексических единиц, являющиеся темой пословиц и поговорок, художественных текстов.
Употребляется в логике и философии.	Употребляется в математике, лингвистике, культурологии.

Анализируя принятую рядом лингвистов точку зрения, согласно которой значения языковых выражений приравниваются к концептам, Е.С. Кубрякова делает вывод, что такой подход не является единственно возможным [Кубряков 1996: 92]. По ее мнению, концепты – «это скорее посредники между словами и экстралингвистической действительностью, и значение слова не может быть сведено исключительно к образующим его концептам».

Об относительной независимости концептов от языка говорит В.А. Маслова [Маслова 2007: 37]. Анализируя сложные отношения между концептами и значениями, она приходит к выводу о том, что только часть концептов находит свою языковую объективацию.

Трактовка понятия «концепт» в современной лингвистической литературе неоднозначна ввиду его сложности и многомерности. Многие вопросы в теории концептов являются дискуссионными.

Обобщая все высказанные в научной литературе взгляды на концепт, Е.Ю. Прохоров, автор книги «В поисках концепта», считает, что они могут быть разделены на 2 группы:

концепт – содержание понятия, которое, постепенно развиваясь, актуализируя в речи отдельные семантические признаки, обрастает объемом;
концепт «выражает» со-значения «национального колорита» функции языка как средства мышления и общения.

Подходы к пониманию сути концепта, ориентированные на тот или иной аспект этого сложного и многомерного явления, обозначились довольно четко. Они распадаются на два основных направления:

1) лингвокогнитивное;

2) лингвокультурное (лингвокультурологическое).

Лингвокогнитивное и лингвокультурологическое направления не исключают, а дополняют друг друга, подчеркивают разные стороны формирования концепта.

2. Понятие концепта в когнитивной лингвистике

Лингвокогнитивное направление разрабатывают Е.С. Кубрякова, В.В. Колесов, В.А. Маслова, З.Д. Попова, И.А. Стернин и др.

Когнитивизм – направление в науке, объектом изучения которого является человеческий разум, мышление, те ментальные процессы и состояния, которые с ними связаны. Другими словами, «когнитивизм – это наука о знании и познании, о восприятии мира в процессе человеческой деятельности» [Маслова 2007: 6].

Главная задача когнитивистики – исследование ментальных репрезентаций (внутренних представлений) действий человека, которые происходят при активном участии языка, образующего речемыслительную основу любой человеческой деятельности. Когнитивисты рассматривают язык как когнитивный механизм, обеспечивающий бесконечное производство и понимание смыслов в речевой деятельности, создающий возможности для упорядочения и систематизации в памяти множества знаний, для построения характерной для каждой этнокультуры языковой картины мира. По В.А. Звегинцеву, язык служит средством дискретизации знаний, их объективации и интерпретации. Из этого следует, что интеллектуальная и духовная деятельность человека невозможна без языка [Звегинцев 1996].

В.А. Маслова рассматривает источники развития когнитивной лингвистики, которые позволяют всесторонне изучить базовое положение когнитивной лингвистики о том, что поведение и деятельность человека определяются в значительной степени его знаниями, а языковое поведение – языковыми знаниями.

Когнитология, предметом изучения которой является изучение устройства и функционирования человеческих знаний. При этом концепты рассматриваются как «глобальные кванты хорошо структурированного знания».
Когнитивная психология, которая дала когнитивной лингвистике понятие концептуальных и когнитивных моделей.
Лингвистическая семантика, изучающая широкие понятийные категории – результат освоения мира в процессе познания его человеком.
Лингвистическая типология и этнолингвистика, позволяющие понять универсалии языка.
Психолингвистика, изучающая механизмы овладения и пользования языком.
Нейролингвистика, изучающая язык как основу познания ментальной деятельности в целом.
Культурология, с помощью которой установлена роль культуры в возникновении и функционировании концептов.
Сравнительно-историческое языкознание, содержащее сведения о развитии значения слов. [Маслова 2007: 17–20]

Когнитивная лингвистика анализирует осуществление процессов восприятия, категоризации, классификации и осмысления мира. Одним из инструментов оперирования в когнитивной лингвистике является концепт.

Последователи когнитивного направления в лингвистике определяют концепт как единицу оперативного сознания: «Концепт – это оперативная содержательная единица памяти, ментального лексикона, концептуальной системы языка и мозга, всей картины, отраженной в психике человека» [Кубрякова 1996: 90]. Концепты, которые являются посредниками между словами и экстралингвистической действительностью, «по-разному вербализуются в разных языках в зависимости от собственно лингвистических, прагматических и культурологических факторов, а следовательно, фиксируются в разных значениях» [Кубрякова 1996: 90].

Согласно Е.С. Кубряковой, «понятие «концепт» отвечает представлению о тех смыслах, которыми оперирует человек в процессе мышления и которые отражают содержание опыта и знания, содержание результатов всей человеческой деятельности в процессе познания мира в виде неких «квантов» знания».

В работе З.Д. Поповой и И.А. Стернина «Очерки по когнитивной лингвистике» [Попова, Стернин 1996: 20] дается подобное определение: «Концепт – комплексная мыслительная единица, которая в процессе мыслительной деятельности…поворачивается разными сторонами, актуализируя либо свой понятийный уровень, либо фреймовый, либо схематический, либо представление, либо разные комбинации этих понятийных сущностей». З.Д. Попова и И.А. Стернин подчеркивают, что концепты возникают в сознании человека в результате деятельности, опытного постижения мира, мыслительных операций с уже существующими в сознании человека концептами, из языкового знания. Из данного определения следует, в частности, что понятие является лишь одним из проявлений концепта, но не приравнивается к нему.

З.Д. Попова и И.А. Стернин отмечают, что концепты присущи сознанию всех носителей языка. Они «формируются в сознании человека:

из его непосредственного сенсорного опыта – восприятия действительности органами чувств;
из непосредственных операций человека с предметами, из его предметной деятельности;
из мыслительных операций человека с другими, уже существующими в его сознании концептами, – такие операции могут привести к возникновению новых концептов;
из языкового общения (концепт может быть сообщен, разъяснен человеку в языковой форме, например, в процессе обучения)» [Попова, Стернин 1996: 68-69].

В формировании концептов большую роль играют знания о мире, которые определяют уровень духовного и интеллектуального развития человека, влияют на содержание концептов, которыми он оперирует, однако не только они формируют концепты. «Полноценный концепт» [Попова, Стернин, 2006: 69] в сознании человека формируется лишь в том случае, когда в этом процессе задействованы не только знания, но и чувственный опыт и предметная деятельность. Из этого следует также, что каждый концепт заключает в себе элементы субъективного опыта носителей языка.

В рамках когнитивного подхода применима полевая модель концепта, представленная в терминах ядра и периферии.

Большой вклад в развитие теории концептов внес В.В. Колесов. Он рассматривает концепт как ментальное образование и определяет его функциональные свойства:

постоянство существования (развитие семантики слова с развертыванием внутренней формы слова до логического предела – символа, мифа);
художественная образность;
встроенность в систему идеальных компонентов, свойственных данной культуре;
общеобязательность для всех представителей данной культуры.

В.В. Колесов рассматривает концепт с лингво-философских позиций, поэтому объектом его исследований является ментальность, заключенная не только в слове, но и в языке в целом. Он утверждает, что «язык воплощает и национальный характер, и национальную идею, и национальные идеалы, которые в законченном виде могут быть представлены в традиционных символах данной культуры» [Колесов 1999: 81].

В.А. Маслова на основе анализа определений концепта, существующих в лингвистической литературе, выделила пять инвариантных признаков концепта [Маслова 2007: 47]:

это минимальная единица человеческого опыта в его идеальном представлении, вербализующаяся с помощью слова и имеющая полевую структуру;
это основные единицы обработки, хранения и передачи информации;
концепт имеет подвижные границы и конкретные функции;
концепт социален, его ассоциативное поле обусловливает его прагматику;
это основная ячейка культуры.

В.А. Маслова, отмечая отсутствие в лингвистической литературе единого определения концепта и подчеркивая сложность концепта, предлагает рабочее определение: «Концепт – это семантическое образование, отмеченное лингвокультурной спецификой и тем или иным образом характеризующее носителей определенной этнокультуры. Концепт, отражая этническое мировидение, маркирует этническую языковую картину мира и является кирпичиком для строительства «дома бытия» (по М. Хайдеггеру). Но в то же время это некий квант знания, отражающий содержание всей человеческой деятельности. Концепт не непосредственно возникает из значения слова, а является результатом столкновения словарного значения слова с личным и народным опытом человека. Он окружен эмоциональным, экспрессивным, оценочным ореолом» [Маслова 2007: 47]. Данное определение выделяет многомерность концепта (сочетание в нем рационального и эмоционального, абстрактного и конкретного, универсального и этнического, общенационального и индивидуально-личностного).

Последователи когнитивного направления считают, что концепт как единица ментальной информации лежит в основе знаний о мире. Когнитивное направление ориентировано на системное понимание концепта, делает акцент на то, что концепт представляет собой ментальное образование в сознании индивида, которое обеспечивает выход на концептосферу социума, то есть на культуру. Общим для всех подходов в рамках когнитивного направления является утверждение неоспоримой связи языка и культуры, признание многомерности концепта.

§3. Понятие концепта в лингвокультурологии

Лингвокультурология как самостоятельное направление лингвистики возникло в 90-е годы ХХ века на основе идеи взаимосвязи языка и культуры. Это «отрасль лингвистики, возникшая на стыке культурологии и лингвистики и исследующая проявления культуры народа, которые отразились и закрепились в языке» [Маслова 2004: 9]. По В.А. Масловой, лингвокультурология исследует исторические и современные языковые факты сквозь призму духовной культуры.

Исследование взаимосвязи языка и культуры является предметом пристального изучения философов и лингвистов начиная с Х1Х века. Свой вклад в ее решение внесли Я. Гримм, В. фон Гумбольдт, А.А. Потебня и другие ученые.

Лингвокультурный подход к пониманию концепта состоит в том, что концепт признается базовой единицей культуры.

Последователи лингвокультурологического направления в лингвистике (Н.Д. Арутюнова, С.Г. Воркачев, В.И. Карасик,
Д.С. Лихачев, Ю.С. Степанов и др.) определяют концепт как ментальное образование, имеющее этнокультурную специфику. Однако, в отличие от других ментальных образований, центром лингвокультурного концепта является ценность. Конкретное ментальное образование может быть признано концептом, если в сознании носителей языка сформировано ценностное отношение к данному феномену мира.

Н.Д. Арутюнова утверждает, что концепты возникают «в результате взаимодействия таких факторов, как национальные традиции и фольклор, религия и идеология, жизненный опыт и образы искусства, ощущения и системы ценностей» [Арутюнова 1991: 3-5]. Она подчеркивает культурную и ценностную значимость концептов, а также то, что концепты функционируют в обыденном, художественном и научном сознании.

Ю.С. Степанов при рассмотрении концептов большое внимание уделяет культурологическому аспекту. Он дает развернутое определение понятия «концепт» в словаре «Константы. Словарь русской культуры»: «Концепт – это:

1) как бы сгусток культуры в сознании человека,

2) основная ячейка культуры в ментальном мире человека, то, в виде чего культура «входит» в ментальный мир человека,

3) это «пучок» представлений, понятий, знаний, ассоциаций, переживаний, которые сопровождают слово» [Степанов 1997: 50].

В словаре систематизированы ценности русской культуры, которые заложены в концептах – константах русской культуры. Ю.С. Степанов выделяет в структуре концепта «все то, что делает его фактом культуры…».

Ю.С. Степанов отмечает сложную структуру концепта, его «слоистое» строение. В структуре концепта выделяются следующие составляющие:

основной, актуальный признак, входящий в общенациональный концепт,
дополнительный (или несколько дополнительных) признаков, являющихся не актуальными – историческими, относящиеся к концептосферам отдельных субкультур,
внутренняя форма, обычно не осознаваемая, запечатленная во внешней, словесной форме, воспринимаемая как один из детерминирующих концепт культурных элементов. [Степанов 1997: 51]

Придавая большое значение внутренней форме слова,
Ю.С. Степанов много внимания уделяет этимологии каждого слова, называющего концепт, что позволяет увидеть преобразования слова, приводящие к появлению новых смыслов под влиянием развития ментального мира человека определенного этноса. Исследователь считает, что история каждого слова позволяет восстановить цепочку смысловых обобщений, преобразований, результатом которых иногда становится полное расхождение с истоками слова. Но восстановление внутренней формы слова дает возможность увидеть развитие познавательной мысли народа (этноса), понять философию слова, заданную именем концепта. В структуру концепта также входят «современные ассоциации, оценки и т.д.» [Степанов 1997: 52].

Впервые мысль о необходимости учитывать при исследовании концептов внутреннюю форму слова высказал В. фон Гумбольдт. В России об этом писал выдающийся лингвист А.А. Потебня, который рассматривал слово как творческий акт мысли и речи, состоящий из трех компонентов: 1) звуковой оболочки (внешней формы), 2) содержания (ближайшего и дальнейшего значения), 3) внутренней формы. Внутреннюю форму слова
А.А. Потебня очень точно назвал «знак значения» и определил как «способ, каким в существующем языке представлено прежнее слово, от которого произведено данное» (цитируется по
Ю.С. Степанову, 1997, с.49).

С.Г. Воркачев дает следующее определение концепта: концепт – это «единица коллективного знания/сознания (отправляющаяся к высшим духовным ценностям), имеющая языковое выражение и отмеченная этнокультурной спецификой» [Воркачев 2001: 70]. Существенное дополнение к данному определению исследователь сделал в статье «Постулаты лингвоконцептологии» [Воркачев 2007: 11]: «Лингвоконцепты относятся к числу единиц ментальности/менталитета – категорий, через которые описывается национальный (этнический) характер». По мнению ученого, этнокультурная отмеченность является ведущим отличительным признаком лингвоконцепта.

С.Г. Воркачев рассматривает взаимосвязь концепта и понятия, концепта и образа, концепта и значения. По его мнению, концепт методологически пришел на смену представлению (образу), понятию и значению. Он принял в себя от понятия дискурсивность представления смысла, от образа – метафоричность и эмотивность этого представления, от значения – включенность его имени в лексическую систему языка [Воркачев 2007: 10].

С.Г. Воркачев отмечает, что концепт как синтезирующее лингвоментальное образование характеризуется гетерогенностью и многопризнаковостью [Воркачев 2007: 10].

На основе анализа имеющихся в современной литературе дефиниций и подходов к термину «концепт» О.Н. Кондратьева выделяет следующие признаки концепта:

«концепт является идеальным объектом»;
«областью локализации концепта является сознание человека»;
«концепт не существует изолированно, он находится в тесной взаимосвязи с другими концептами»;
«концепт обладает национально-культурной спецификой»;
«концепт объективируется языковыми средствами»;
«концепт обладает достаточно сложной структурой»;
«тип концепта и методика его описания во многом зависят от явления, соположенного ему в мире» [Кондратьева 2007: 61].

Проблема лингвокультурных концептов рассматривается в работах В.И. Карасика и Г.Г. Слышкина. Исследователи выделяют базовые характеристики лингвокультурных концептов, которые могут стать методологической основой анализа конкретных концептов [Карасик, Слышкин 2007: 12–13].

Комплексность бытования. При анализе лингвокультурного концепта в комплексе изучаются язык, сознание и культура, так как сознание является областью пребывания концепта, культура детерминирует концепт вследствие того, что концепт является ментальной проекцией культуры, язык опредмечивает (овеществляет) лингвокультурный концепт.
1. Ментальная природа. Концепт имеет ментальную природу, то есть находится в сознании. В сознании происходит взаимодействие языка и культуры. Ментальная природа концепта обусловливает единство лингвокультурологического и когнитивного исследований («лингвокультурное исследование есть одновременно и когнитивное исследование»).
1. Ценностность. Центром концепта всегда является ценность, так как концепт служит исследованию культуры, а в основе культуры лежит ценностный принцип. Лингвокультурный концепт отличается от других ментальных образований акцентуацией ценностного компонента.
1. Условность и размытость. Концепт не имеет жестких границ, так как членение сознания – области пребывания концепта – производится в исследовательских целях.
1. Изменчивость. Это означает, что актуальность концепта («интенсивность концепта») может меняться.
1. Ограниченность сознанием носителя концепта. Индивидуальные концепты богаче и разнообразнее, чем групповые, этнокультурные и общечеловеческие концепты, так как последние являются условными производными от сознания и опыта отдельных индивидов, входящих в коллектив.
1. Трехкомпонентность. В состав концепта входят три компонента: 1) ценностный, 2) образный, 3) понятийный. Это определяет способы представления концепта: понятийный компонент хранится в сознании в вербальной форме («это то, как мы можем обозначить концепт, раскрыть его место в системе концептов»), образный компонент невербален, его можно описать и интерпретировать.
1. Полиапеллируемость. Способы апелляции к концепту могут быть различными: с помощью лексических единиц различных уровней (лексем, фразеологизмов, свободных словосочетаний, предложений) и с помощью невербальных средств (для апелляции к определенным концептам).
1. Многомерность. В связи с этой особенностью концепта авторы отмечают необходимость использования для характеристики лингвокультурных концептов традиционных единиц когнитивной лингвистики.
1. Лингвокультурология представляет собой научную отрасль междисциплинарного характера, поэтому в ее рамках возможно использование как лингвистических, так и нелингвистических методов.

Концепт как лингвокультурологическое понятие рассматривает в своих работах Т.Е. Помыкалова. Она подчёркивает, что концепт выражает «идейно-национальное обобщение», характеризуется этнокультурной спецификой [Помыкалова 2006: 70].

Г.В. Токарев в своей книге «Дискурсивные лики концепта» показал различие интерпретации концепта в когнитологии и лингвокультурологии. По мнению лингвиста, исключительно когнитивистская трактовка концепта не может быть использована в лингвокультурологии. Он приводит следующее обоснование: «Когнитология рассматривает мышление в аспекте продуцирования дискурса тем или иным индивидом. Лингвокультурология изучает процессы становления, развития, функционирования сознания в культурно-историческом аспекте, поэтому базовые для когнитологии признаки концепта: оперативность, гибкость и подвижность, субъективность, неструктурированность – для лингвокультурологии оказываются несущественными. Релевантными для неё являются инвариантность, содержательное наполнение концепта (концепт отражает результаты человеческой деятельности)» [Токарев 2003: 12–13].

Кроме двух рассмотренных направлений, в которых концепт рассматривается как лингвокогнитивное и лингвокультурное явление, в научной литературе выделяются направления, в которых концепт рассматривается как психолингвистическое и лингвистическое явление [Прохоров 2008: 26–27].

Концепт как психолингвистическое явление характеризует А.А. Залевская: концепт – «спонтанно функционирующее в познавательной и коммуникативной деятельности индивида перцептивно-аффективное образование динамического характера, подчиняющееся закономерностям психической жизни человека…».

Концепт как лингвистическое явление рассматривают в своих работах Л.О. Чернейко, Т.В. Матвеева. Из их определений можно выделить следующие признаки концепта:

концепт является фактом образа жизни, общественного сознания;
концепт является содержательной структурой;
концепт рождается на базе слова в полном объеме его содержания;
концепт выражается языком и закреплен за отдельными словами или словосочетаниями, но не равен языковой единице.

Несмотря на различие в определении понятия «концепт», есть общие положения, признаваемые лингвистами разных направлений.

Все лингвисты признают ментальную сущность концепта. Так, С.А. Аскольдов-Алексеев определяет концепт как «мысленное образование», Л.В. Миллер – как «отражающий способ мышления», З.Д. Попова и И.А. Стернин – как «комплексную мыслительную единицу», С.Г. Воркачев – как «синтезирующее лингвоментальное образование».
Во всех исследованиях признается связь концепта с опытом человека, его знанием и пониманием окружающей действительности. Например, А. Вежбицкая указывает на способность концепта отражать представление человека о действительности. О том, что концепт отражает знание и опыт человека, пишет
Е.С. Кубрякова во вступительной статье к «Краткому словарю когнитивных терминов». В.А. Маслова говорит об отражении концептом личного и народного опыта человека.
Все лингвисты подчеркивают связь концепта с культурой. Так, в работах В.А. Масловой и С.Г. Воркачева отмечается лингвокультурная специфика концепта как его ведущий отличительный признак, В.И.Карасик, Г.Г. Слышкин утверждают, что «концепт служит исследованию культуры» [Карасик, Слышкин 2007: 12–13]. Наиболее ярко и емко связь концепта с культурой выражена Ю.С. Степановым: концепт – «как бы сгусток культуры в сознании человека, основная ячейка культуры в ментальном мире человека» [Степанов 1997: 50].

Некоторые авторы (например, Е.С. Кубрякова [Кубрякова 1996], а также З.Д. Попова и И.А. Стернин [Попова, Стернин 1999]) говорят о смешении понятий «когнитивный концепт» и «лингвокультуроведческий концепт» и высказывают мнение, что любое лингвокультуроведческое исследование есть одновременно и когнитивное исследование, потому что именно в сознании происходит взаимодействие языка и культуры. Мысль о том, что лингвокультурный и лингвокогнитивный концепт не исключают друг друга, высказана также В.И. Карасиком и Г.Г. Слышкиным [Карасик, Слышкин 2002: 39].

Эта мысль развита в работе Ю.Е. Прохорова [Прохоров 2008: 24]. Он отмечает, что лингвокогнитивный и лингвокультурологический подходы не противоречат друг другу:

концепт как ментальное образование в сознании индивида есть выход на концептосферу социума, то есть в конечном счете на культуру, это направление от индивидуального сознания к культуре;
с другой стороны, концепт как единица культуры есть фиксация коллективного опыта, который становится достоянием индивида, это направление от культуры к индивидуальному сознанию.

Все сказанное выше показывает, что определение концепта находится в стадии разработки. Мы принимаем в качестве рабочего определение Т.Е. Помыкаловой, которая вслед за зарубежными и отечественными лингвистами рассматривает языковой концепт «как содержательную структуру универсальной модели языка, выражающую идейно-национальное обобщение, характеризуемую этнокультурной спецификой и имеющую свои языковые репрезентанты, которые выступают как ее языковые варианты» [Помыкалова 2006: 70].

В конце ХХ – начале ХХ1 века концепты стали темой многих исследований. Необходимо отметить, что, кроме познавательных концептов, отражающих специфику русской ментальности, объектом анализа многих ученых стала концептуальная картина мира отдельных писателей и поэтов.

4. Любовь как лингвокультурный
эмоциональный концепт

«Лингвокультурный концепт как «сгусток» этнокультурно отмеченного смысла обязательно имеет свое имя, которое, как правило, совпадает с доминантой определенного синонимического ряда либо с ядром определенного лексико-семантического поля…», – пишет С.Г. Воркачев [Воркачев 2003: 10]. Подобную мысль высказывает Ю.Е.Прохоров: «Концепт рождается на базе слова в полном объеме его содержания, включая коннотацию и конкретно-чувственные ассоциации» [Прохоров 2008: 28]

Слово «Любовь» является названием одного из культурных концептов, характеризующих специфику национально-культурной картины мира. В семантике абстрактного слова, каковым является лексема «Любовь», главным является не денотативный, а сигнификативный аспект, то есть слово не имеет вещественной опоры во внеязыковой действительности в виде предметных реалий. Оно обозначает понятие эмоционального ряда, одну из ценностных установок. Поэтому его понятийное содержание формируется у носителей языка определенной лингвокультурной общности на основе специфической системы ценностей. Любовь как чувство природное не имеет национальных различий, едина в своих проявлениях, но как идеальная сущность, как отражение народной ментальности предстает по-разному, что отмечает В.В. Колесов в своей работе «Философия русского слова» [Колесов 2000: 104].

Концепт «Любовь» занимает особое место среди других лингвокультурных концептов. Данный концепт, как и ряд других концептов (воля, свобода, тоска, время, пространство, судьба и др.), принадлежит к константам культуры, в которых заложены духовные ценности общества. Он представлен в словаре
Ю.С. Степанова «Концепты. Словарь русской культуры». Под культурными концептами понимаются ментальные сущности, воплощающие дух народа. Поэтому культурные концепты антропоцентричны, то есть ориентированы на духовность, субъективность и внутренний мир носителя этнического сознания.

Ряд исследователей (Л.Е. Вильмс, В.И. Шаховский,
Е.Е. Каштанова и др.) рассматривают концепт «Любовь» в лингвокультурологическом аспекте, относя его, как и другие эмоциональные концепты, к разряду универсальных, так как эмоции «являются центральной частью» (В.И. Шаховский), которая выявляет схожесть различных этносов. При этом отмечается, что эмоциональным концептам присуща своя специфика, которая объясняется «индивидуальным эмоциональным трендом и национальным индексом данной культуры» [Шаховский 1996: 86]. Любовь как лингвокультурный эмоциональный концепт имеет универсальный характер и присутствует во всех этнических лингвокультурах.

Концепт «Любовь» отражает представления о базовых ценностях, убеждениях, жизненных целях, в которых выражены основные убеждения, принципы. Он связан с формированием у человека смысла жизни как цели, достижение которой выходит за пределы его непосредственно индивидуального бытия.

В лингвистике любовь как сложный феномен внутренней жизни человека рассматривается такими учеными, как
Ю.Д. Апресян [Апресян 2000], А.Д. Шмелев [Шмелев 2002],
Ю.С. Степанов [Степанов 2001], С.Г. Воркачев [Воркачев 1995], В.В. Колесов [Колесов 1987]. В их работах реализованы различные подходы к анализу языковых репрезентаций любви: историко-этимологический, семантико-синтаксический, дискурсивный, компаративистский.

А.Д. Шмелев выделяет два вида любви исходя из значения этого слова. В первом значении глагол любить указывает на чувство-отношение, испытываемое субъектом к объекту любви (любить мать, жену, детей), причем здесь выделяется чувственная и альтруистическая любовь; во втором – на свойство субъекта, испытывающего удовольствие от реализации некоей ситуации (любить прогулки на природе).

Глубоко исследует эту тему в своих работах В.В. Колесов [Колесов 1999, 2004]. Он затрагивает вопросы сложности экспликации концепта «Любовь». Рассматривая развитие данного концепта в историческом плане с опорой на этимологию слова, он отмечает наложение различных смыслов на первоначальное значение слова любовь иделает вывод о том, что «современный словарь представляет заключительный результат всех смысловых наслоений, начиная с древних времен включенных в содержание слова любовь» [Колесов 2001: 247]. Оно включает в себя все оттенки: это любовь-страдание, любовь-жалость, любовь-секс. При этом он отмечает некоторую неопределенность смысла слова любовь в связи с тем, что в разных контекстах он видоизменяется.

Культурная обусловленность эмоционального концепта определяется тем, что он возникает в конкретной социально-исторической ситуации, связан с социальными, психологическими, культурологическими характеристиками общества (исторически сложившимися традициями, обычаями, нравами, особенностями мышления).

Н.А. Красавский [Красавский 2001: 65] показывает этническую обусловленность эмоционального концепта на примере понимания феномена любви в античных цивилизациях (греческой и римской), где любовь воспринималась как божественный дар. Он подчеркивает также двойственность чувства любви: любовь – это наивысшее наслаждение, проявление душевного чувствования, но это и великое страдание, которое может иметь разрушительные последствия для субъекта любви.

Особое место концепта «Любовь» среди других лингвокультурных концептов объясняется и тем, что он относится к тем уникальным понятиям русской культуры, в которых раскрываются и отражаются особенности русского национального характера [Вежбицкая 1997: 33]. Исследователь отмечает понятия душа, судьба и тоска, которые «постоянно возникают в речевом общении и к которым постоянно возвращается русская литература…». А. Вежбицкая выделяет семантические характеристики, которые образуют смысловой универсум русского языка, и отмечает, что названные ею семантические признаки «особенно заметны при анализе слов душа, судьба, тоска, но проявляются и в огромном числе других случаев.

На основании изучения выделяемых А. Вежбицкой признаков мы можем утверждать, что они в полной мере относятся и к понятию любовь. Эти семантические признаки таковы:

эмоциональность – ярко выраженный акцент на чувствах и на их свободном изъявлении, высокий эмоциональный накал русской речи, богатство языковых средств для выражения эмоций и эмоциональных оттенков;
«иррациональность» (или «нерациональность») – в противоположность так называемому научному мнению… подчеркивание ограниченности логического мышления, человеческого знания и понимания, непостижимости и непредсказуемости жизни;
неагентивность – ощущение того, что людям неподвластна их собственная жизнь, что их способность контролировать жизненные события ограничена; склонность русского человека к фатализму;
любовь к морали – абсолютизация моральных измерений человеческой жизни, акцент на борьбе добра и зла (и других и в себе), любовь к крайним и категоричным моральным суждениям.

«Все эти признаки, – продолжает А. Вежбицкая, – отчетливо выступают … в русском самосознании – в том виде, в каком оно представлено в русской литературе и в русской философской мысли…» [Вежбицкая 1997: 33 – 34].

Ю.С. Степанов отмечает пересечения, частичные перекрывания или наложения концептов с другими концептами, или имбрикации. По мнению исследователя, концепт «Любовь» пересекается с концептами «Слово» и «Вера» через общий им структурный принцип – «круговорот общения» двух человеческих существ – и с концептами «Страх», «Тоска», «Грех», «Грусть», «Радость» и др. по общим семантическим компонентам. Имбрикация концептов приводит к тому, что они могут видоизменяться [Чурилина 2002: 17].

Более всего духовные сущности выражают эмоциональные концепты, в которых их исследователь З. Кёвечес отмечает более сложную и тонкую структуру и более богатое концептуальное содержание. Эмоциональный концепт «Любовь» является универсальным и ключевым для русского менталитета концептом, что подчеркивает М.Н. Бушакова в своей статье «Концепт как базовое средство языковой концептуализации мира: к проблеме статусирования» [Бушакова 2005].

Ряд исследователей (Л.Е. Вильмс, В.И. Шаховский,
Е.Е. Каштанова и др.) рассматривают концепт «Любовь» в лингвокультурологическом аспекте, относя его, как и другие эмоциональные концепты, к разряду универсальных, так как эмоции «являются центральной частью» (В.И. Шаховский), которая выявляет схожесть различных этносов. При этом В.И. Шаховский отмечает, что эмоциональным концептам присуща своя специфика, которая объясняется «индивидуальным эмоциональным трендом и национальным индексом данной культуры» [Шаховский 1996: 86]. Любовь как лингвокультурный эмоциональный концепт имеет универсальный характер и присутствует во всех этнических лингвокультурах.

Чувство любви является главной созидающей жизненной силой. Любовь может быть идеальной. В этом случае она воспринимается носителями русского языка как «исключительно глубокое и сильное чувство…к человеку другого пола» [Апресян 2000: 180]. При этом субъект чувства уверен в том, что его чувство исключительно, способно дать счастье и поднять человека над бытом. Ю.Д. Апресян [Апресян 2000: 180] называет данный концепт одним из самых фундаментальных.

Ю.Д. Апресян в «Новом объяснительном словаре синонимов русского языка» выделяет следующие контексты употребления глагола любить: 1.1. любить (любить жену), 1.2. любить (любить Родину, любить детей), 2. любить (он любит бродить по лесу), которые отражают особенности осознания этого слова носителями русского языка. При этом в значении 1.1 выделяется «чувственная» любовь, т.е. любовь к женщине или мужчине.

С.Г. Воркачев рассматривает концепт «Любовь» как элемент художественной картины мира в различных художественных текстах и выделяет дефиниционные признаки концепта «Любовь»:

любовь сопровождается надеждой и страхом,
любовь как ненависть,
любовь как сладость, блаженство,
любовь как болезнь,
любовь как гармония,
центральность предмета любви в аксиологической области любящего,
непроизвольность,
связь любви с красотой,
любовь – смысл жизни,
жертвенность любви,
немотивированность выбора объекта любви,
ограниченность ресурса любви,
желание,
индивидуализированность субъекта [Воркачев 2004].

Интегральным признаком концепта «любовь» является признак «ценность».

Когнитивная лингвистика при моделировании таких многомерных концептов, как концепт «Любовь», сталкивается с определенными трудностями. У концепта сложная структура, отмечает В.А. Маслова: «С одной стороны, к ней относится всё, что принадлежит строению понятия; с другой стороны, в структуру концепта входит то, что делает его фактом культуры, – исходная форма (этимология); сжатая до основных признаков содержания история; современные ассоциации; оценки, коннотации» [Маслова 2004: 40–42].

В.А. Маслова выделяет в концепте различные компоненты (концептуальные признаки). В результате когнитивно-лингвистических исследований как прикладной результат исследования может быть предложено описание соответствующего концепта как элемента национальной концептосферы.

В.А. Маслова, как и Ю.С. Степанов, рассматривает «слоистое» строение концепта, делает акцент на том, что разные слои являются результатом, «осадком» культурной жизни разных эпох. Концепт складывается из исторически разных слоев, различных и по времени образования, и по происхождению, и по семантике, и имеет особую структуру, включающую в себя:

1) основной (актуальный) признак;

2) дополнительный (пассивный, исторический) признак;

3) внутреннюю (обычно не осознаваемую) форму. [Маслова 2007: 47–48]

Многослойное строение концепта рассматривают З.Д. Попова и И.А. Стернин: «Зная организацию значения слова, которое по современным представлениям, имеет полевую структуру (архисема в ядре, дифференциальные семы на ближней периферии, скрытые семы на дальней периферии), мы можем предположить, что и концепт имеет многокомпонентную и многослойную организацию, которая может быть выявлена через анализ языковых средств ее репрезентации» [Попова, Стернин 2003: 60–61]. По мнению ученых, «концепт как единица структурированного знания имеет определенную, но не жесткую организацию».

Существование концепта без вербализации невозможно. При реконструкции концепта необходимо обращаться к значению слова, называющего анализируемый концепт, и это поможет увидеть особенности обозначаемого словом концепта.

Слово выступает как средство материализации концепта, вместе с его содержательной формой, в виде образа, понятия, символа. В лексическом значении слова закреплены типичные и отличительные признаки явлений реального мира, которые проявляют человеческое понимание и истолкование данных явлений. За каждым концептом закреплены определенные средства вербализации, которые в совокупности составляют план выражения лексико-семантического поля, объединяющего слова, наиболее четко выражающие образ-концепт – ядро и периферию, граница между которыми является размытой.

Вопросам внутренней организации лексико-семантического поля посвящено достаточно много работ, но в лингвистике не существует единой структурной модели, которая четко отразила бы взаимоотношения между элементами поля. Не существует в лингвистике и однозначного подхода к выделению критериев, которые позволяют разграничить ядро и периферию.

О многомерности семантики, предопределяющей взаимодействие данного слова с другими словами, пишет в своем диссертационном исследовании Н.И. Зноев: «Слова, объединяющиеся в поле какой-либо общей идеей-образом или общей эмоционально-экспрессивной окраской (или тем и другим вместе), образуют наиболее четко и полно выражающее эту идею-образ ядро и периферию, между которыми нет четкой границы» [Зноев 1980].

В исследованиях З.Д. Поповой, И.А. Стернина к ядру относят прототипические слои с наибольшей чувственно-наглядной конкретностью, первичные наиболее яркие образы; к периферии концепта – более абстрактные признаки. Лексическое значение ядерных единиц отражает обыденные и/или научные понятия, ядерного окружения – коннотации, периферийные единицы – потенциальные и вероятностные значения, не зафиксированные в словарях, а появляющиеся в определенном контексте. При этом З.Д. Попова и И.А. Стернин отмечают, что «периферийный статус того или иного концептуального признака вовсе не свидетельствует о его малозначности или маловажности в поле концепта, статус признака указывает на меру его удаленности от ядра по степени конкретности и наглядности образного представления» [Попова, Стернин 2003: 61]. Кроме того, в художественных текстах периферийные единицы в соответствии с замыслом автора могут переходить в статус ядерных.

На основе анализа различных подходов к определению ядра и периферии можно выделить признаки, по которым определяется ядерный компонент лексико-семантического поля:

1) ядерные члены лексико-семантического поля контекстуально соседствуют с центральной лексемой,

2) ядерные члены лексико-семантического поля имеют с центральным словом «устойчивую ассоциативную связь» [Новикова 1985: 75],

3) ядерные члены могут свободно заменять центральную лексему без искажения авторской мысли [Данькова 2001: 131].

Под полем мы понимаем «совокупность языковых (главным образом лексических) единиц, объединенных общностью содержания и отражающих понятийное, предметное или функциональное сходство обозначаемых явлений» [Языкознание: Большой энциклопедический словарь 2000: 380].

При изучении концептов многие исследователи обращаются к методу лексико-семантического поля, правомерность использования которого обосновывает Т.Н. Данькова в своем диссертационном исследовании [Данькова 2000: 64]. Т.Н. Данькова дает определение лексико-семантического поля, которое использовано нами в качестве рабочего: «Лексико-семантическое поле в индивидуальной языковой системе может быть определено как эстетически значимая совокупность близких (семантически и ассоциативно) лексических единиц, упорядоченных в соответствии с художественным мировоззрением писателя и отражающих в языке определенную понятийную сферу» [Данькова 2000: 64]. Таким образом, состав и организация лексико-семантического поля в системе идиостиля писателя определяются языковой картиной мира и языковой личностью писателя.

Необходимость исследования лексико-семантических полей выражена Л.Н. Чурилиной: «… в качестве его [концепта] языкового эквивалента может рассматриваться только совокупность языковых единиц, или поле» [Чурилина 2002: 17].

Семантическое поле произведения как особая категория, «основным компонентом которой является авторский замысел», рассматривается также В.П. Абрамовым, Г.А. Абрамовой,
Т.В. Матвеевой [Абрамов Абрамова 2003, Матвеева 2003].
Т.В. Матвеева считает, что при исследовании художественного текста целесообразно определить это поле «как функционально-семантическое, состав и структура которого определяется текстовым содержанием языковых единиц, не всегда совпадающим с их значением в языковой системе». Т.В. Матвеева дает определение функционально-семанти-ческого поля: «ФСП – это совокупность языковых единиц, обладающая семантическим единством (общей семой или группой сем) на примере определенного речевого материала, обычно текста или группы текстов» [Матвеева 2003]. ФСП применительно к художественному тексту, по мнению
Т.В. Матвеевой, интегрирует в своем составе комплекс разноуровневых полей, концентрированных вокруг генерализованных смыслов.

Анализ художественного текста на основе полевого метода учитывает тот факт, что поле текста изоморфно семантической системе языка, опирается на нее, при этом зависит от творческого замысла писателя.

В лингвистике термин «лексико-семантическое поле» часто употребляется как синоним понятия «семантическое поле»
(Ю.Н. Караулов, Л.Н. Чурилина).

Основными признаками семантического поля Ю.Н. Караулов называет следующие:

структурированность;
семантическая общность и единство функции элементов;
однородность элементов;
наличие микрополей (областей, зон), отличающихся наибольшей интенсивностью семантических связей;
выделение ядерной и периферийной части;
нечеткость границ между ядром и периферией;
наличие зон семантического перехода между полями [Караулов Ю.Н., цитируется по Л.Н. Чурилиной 2002: 18].

По мнению Ю.Н. Караулова, семантическое поле ориентировано на словарь «как на социально апробированный источник, отражающий связь лексических значений» [цитируется по Чурилиной 2002: 18].

Ряд исследователей считает, понятие «семантическое поле» имеет больший объем и поэтому в лингвистике более правильно использовать термин «лексико-семантическое поле», которое содержит языковые единицы, «объединенные на основе общности выражаемого ими значения» [Зиновьева 2003].

Лексико-семантическое поле позволяет наиболее глубоко изучить концепт. «Основным материалом для исследования лексико-семантического поля являются статьи из толковых словарей и в качестве иллюстративного материала цитаты из текстов, актуализирующие словарное значение единиц лексико-семантического поля и их парадигматические связи и демонстрирующие синтагматические отношения элементов поля» [Зиновьева 2003].

Л.Н. Чурилина считает, что для исследования концепта необходимо обращение к такому объекту анализа, как ассоциативное поле, рассматриваемое «как основа для реконструкции фрагмента образа мира индивидуальности, связанного с этим словом» [Чурилина 2002: 19]. В центре ассоциативного поля находится слово-стимул (имя концепта), семантические признаки которого наиболее актуальны для конкретного носителя языка. Слово-стимул «эксплицирует когнитивный и эмоциональный опыт субъекта» [Чурилина 2002: 19]. По мнению Л.Н. Чурилиной, анализ ассоциативного поля позволяет выявить связи и отношения между концептами как единицами национальной концептосферы. Обращение к исследованию ассоциативных связей закономерно, так как их значимость в языке очень высока, что подчеркивали такие лингвисты, как Ш. Балли, А.А. Потебня и др.

Лингвистическое исследование концепта Л.Н. Чурилина предлагает строить «на основе описания сочетаемостных возможностей имени концепта, его синтагматики и на основе реконструкции семантических полей (парадигматика) как средств объективации ментальных сущностей» [Чурилина 2002: 26].

Концепт «Любовь» пересекается с целым рядом других концептов, нашедших отражение в ассоциативном тезаурусе, что позволяет рассматривать его как гиперконцепт, т.к. в сознании носителей русского языка все оказывается связанным со всем [Чурилина 2002: 49]. Можно утверждать, что семантическое пространство концепта «Любовь» не имеет строго определённых границ. Лексемы, которые репрезентируют концепт «Любовь», могут быть рассмотрены и как наименования отдельных концептов, так как концепты не жестко связаны с какими-либо определенными словами. Они, по мнению Ю.С. Степанова, «парят» над словами, вступая в отношения с разными словесными формами, «синонимизируются» в разных «весьма причудливых и заранее не предсказуемых видах» [Степанов 2004].

Если семантическое поле можно рассматривать как проекцию концепта на лексическую систему, ассоциативное поле – проекцию концепта на тезаурус, то текстовое ассоциативное поле суть проекция концепта на индивидуальный лексикон. Вслед за Л.Н. Чурилиной мы считаем, что, сопоставив ассоциативное поле слова как единицы тезауруса и ассоциативного поля слова как единицы индивидуального лексикона, мы получим возможность выявить субъективные черты, свойственные рассматриваемому концепту [Чурилина 2002: 49].

При анализе концепта «Любовь» в данном исследовании мы исходим из положения, сформулированного М.М. Бахтиным: «Приходится называть наш анализ философским прежде всего по соображениям негативного характера: это не лингвистический, не филологический, не литературоведческий или какой-либо иной специальный анализ (исследование). Положительные же соображения таковы: наше исследование движется в пограничных сферах, то есть на границах всех указанных дисциплин, на их стыках и пересечениях» [Бахтин 1986: 297]

Концепт как сложный комплекс признаков имеет разноуровневую представленность в языке. Концепт без обозначения словом (вербализации) невозможен. Поэтому наиболее информативным с точки зрения реконструкции концепта является лексический уровень. Опираясь на этот уровень исследования, можно выявить набор групп признаков, которые формируют структуру концепта.

Цель данной работы – максимально полно эксплицировать признаковую структуру концепта «Любовь» и установить роль групп признаков, формирующих структуру концепта «Любовь» в творчестве К. Скворцова.

В ядерную зону концепта «Любовь» входят лексемы с корнем люб-: любовь, любить, любимый, влюбленный. С.Г. Воркачев, наблюдая над вербализацией концепта «Любовь» в русском поэтическом дискурсе, получил «довольно неожиданные результаты»: «…в поэтическом дискурсе контексты лексем «любовь» и «любить», позволяющие более или менее чётко опознать реализацию того или иного семантического признака концепта, сравнительно редки, следствием чего является относительно невысокое число анализируемых употреблений этих лексических единиц, а концептуальная семантика любви выявляется преимущественно через синонимику, перифразы и косвенные описания» [Воркачев 2004: 81–82].

Семантическое пространство концепта «Любовь» может быть охарактеризовано более полно и глубоко с привлечением анализа воплощения чувства любви с помощью групп слов, выражающих различные категориальные значения, что дает возможность выявить особенности любви как собственного чувства лирического субъекта, проявляющегося в действиях человека и объекте любви.

Художественные концепты, как и концепты общенародного языка, вербализуются языковыми знаками. В общенародном языке концепты представлены готовыми лексемами, метафорическими сочетаниями, словосочетаниями, предложениями. Если же объектом исследования являются художественнее концепты, то для их представления, как отмечает ряд исследователей (З.Д. Попова, И.А. Стернин, Т.Н. Данькова), в ряде случаев нужны целые тексты, так как художественные концепты раскрываются всей индивидуально-авторской системой в целом.

З.Д. Попова и И.А. Стернин особо отмечают, что «для вербализации индивидуально-авторских концептов именно текст является оптимальным средством; никакая лексико-фразеологическая вербализация не справится с передачей всех оттенков индивидуально-авторского мировидения». Поэтому, по мнению лингвистов, для языковой объективации концепта могут быть выбраны тексты различного объема [Попова, Стернин 2003: 82–83].

Невозможность только языковыми средствами выразить концепт определяется образной природой концепта, размытостью его структуры, зависимостью от условий формирования концепта индивидуально у каждой личности. «Поэтому речетворчество, словотворчество, художественное творчество – вечны. Через них индивидуальные концептуальные признаки фиксируются, становятся доступными для восприятия других людей» [Попова, Стернин 2003: 62].

Реконструкция концептов не может быть построена только на системных значениях слов – имен концепта, так как концепты, являясь единицами индивидуального сознания, представляющими собой опыт человечества, отражают личностные смыслы. Слово в концепте рассматривается как единица лексической системы и как единица индивидуального сознания. Слово как единица лексической системы зафиксировано в словарях и имеет строго определенные значения, слово как единица индивидуального сознания, опираясь на системные значения, выражает личностные смыслы.

В связи с этим Ю.Н. Караулов отмечает актуальность «наблюдения полей в тексте» [Караулов 1976: 219]. Это дает возможность сделать «анализ лексической структуры текста со стороны рассматриваемого концепта и субъективного представления фрагмента картины мира, связанного с этим концептом» [Чурилина 2002: 23].

Для осуществления такого анализа необходимо обращение к идеографическим словарям, в которых рассматриваются семантические категории, так как материалы толковых словарей (см. главу 2) «не дают представления о периферийных единицах, о микрополях, о зонах семантического перехода между полями и стоящими за ними ментальными сущностями и потому нуждаются в дополнениях» [Чурилина 2002: 34].

Материалы современных словарей продуктивного типа, ориентированных на отражение языковой картины мира, на «смысл как отправную точку организации языкового материала» [Апресян 1994], дают возможность установить лексическое окружение слова и расширить границы реконструируемого семантического поля в лирике К. Скворцова. При реконструкции концепта «Любовь» в творчестве К. Скворцова нами были проанализированы материалы следующих словарей: «Русского семантического словаря» [Караулов Молчанов 1982], «Идеографического словаря русского языка» [Баранов 1995], словаря «Концептосфера внутреннего мира человека в русском языке» [Убийко 1998].

Реконструкция концепта «Любовь» проводилась нами также на основе выявления лексико-семантических полей, соотносимых с данным концептом и придающих ему разноплановость, объемность. При этом мы опирались на словарь В.И. Убийко «Концептосфера внутреннего мира человека в русском языке» [Убийко 1998].

В данном словаре лексический состав языка представлен в виде «функционально-семантических сфер», которые автор не разграничивает с «концептуальными полями» и приравнивает к термину Д.С. Лихачева «концептосфера». В.И. Убийко дает следующее определение функционально-семантической сферы: «иерархически организованное множество лексических единиц, объединенных общим концептом и отражающих определенную понятийную область». В функционально-семантическую сферу входят «лексические единицы с их семантическим, словообразовательным и коммуникативным потенциалом, фразеологические единицы с их уникальными «приращениями смысла», а также грамматические категории, синтаксические конструкции [Убийко 1998: 3]. Такой подход позволяет при реконструкции концептуального поля рассматривать достаточно объемный языковой материал, учитывающий не только парадигматические и эпидигматические единицы, но и синтагматику, сочетаемостные возможности слова – имени концепта [Чурилина 2002: 37].

Л.Н. Чурилина, ссылаясь на работы Е.С. Кубряковой, утверждает, что «отражение наиболее употребительных контекстов слова является, наряду с констатацией всех направлений преобразования его семантики, способом воссоздания концептуальной карты слова» [Чурилина 2002: 37].

Вслед за Л.Н. Чурилиной мы воссоздаем концептуальную карту слова «любовь» в поэзии К. Скворцова путем выделения в ней лексико-семантических полей на основе выявления ассоциативных связей, так как последние «обязательно входят в структуру любого семантического поля независимо от характера его имени» [Караулов 1976: 180, Чурилина 2002].

Вопросам языковой репрезентации концепта «Любовь» в художественных текстах посвящен ряд диссертационных работ, из которых наибольший интерес представляют исследования Л.Н. Чурилиной [Чурилина 2002], Т.Н.Даньковой [Данькова 2000], Е.Ю. Балашовой [Балашова 2004].

Л.Н. Чурилина в своей работе «Лексическая структура художественного текста: принципы антропоцентрического исследования» очень глубоко и своеобразно исследует проблемы изучения художественного текста, внутренние закономерности, определяющие организацию лексического уровня, выявляет функциональные свойства слова. На примере концепта «Любовь» Л.Н. Чурилина рассматривает пути реконструкции концепта, способы экспликации концепта в художественном тексте, взаимосвязь концептов, ассоциативные и лексико-семантические поля концепта. В качестве материала исследования выбраны классические тексты
Ф.М. Достоевского и Н.С. Лескова.

Т.Н. Данькова в работе «Концепт «любовь» и его воплощение в индивидуальном стиле А. Ахматовой» [Данькова 2000] анализирует смысловое наполнение концепта «любовь» и средства его вербализации в творчестве А.А. Ахматовой. Т.Н. Данькова выделяет несколько семантических полей в концепте «Любовь»: любовь к мужчине, любовь к Родине, любовь к творчеству и любовь к друзьям. Автор диссертационного исследования делает вывод, что любовь в лирике А. Ахматовой предстает как глубоко духовное чувство, освященное небесами, и в то же время чувство противоречивое, приносящее лирическому субъекту не только счастье, но и глубокое страдание.

Е.Ю. Балашова в своей работе «Концепты «любовь» и «ненависть» в русском и американском языковом сознаниях» [Балашова 2004] рассматривает средства репрезентации концептов «любовь» и «ненависть» в русской и американской картинах мира, описывает концептуальные признаки, выявляет наиболее значимые характеристики концептов для носителей русского и английского языков.

Однако количество работ, посвященных исследованию способов репрезентации концепта «Любовь» в художественных текстах, невелико.

Мы рассматриваем репрезентацию концепта «Любовь» во всей совокупности поэтических текстов К.В. Скворцова, то есть в системе идиостиля автора, в пределах которой складывается индивидуально-авторское лексико-семантическое поле концепта «Любовь», что позволяет выяснить своеобразие языковой картины мира и способов языкового выражения данного концепта в творчестве поэта.

***

Термин «концепт» является ключевым понятием современной лингвистики. Трактовка данного понятия в современной лингвистической литературе неоднозначна ввиду его сложности и многомерности. Многие вопросы в теории концептов являются дискуссионными, находятся в стадии разработки.

В подходах к пониманию сути концепта выделяются два основных направления: 1) лингвокогнитивное; 2) лингвокультурное (лингвокультурологическое).

Последователи когнитивного направления в лингвистике определяют концепт как единицу оперативного сознания, комплексную мыслительную единицу. Они считают, что концепт как единица ментальной информации лежит в основе знаний о мире. Когнитивное направление ориентировано на системное понимание концепта, на то, что концепт представляет собой ментальное образование в сознании индивида, которое обеспечивает выход на концептосферу социума, то есть на культуру. Для когнитивного направления характерно утверждение связи языка и культуры, признание многомерности концепта (сочетания в нем рационального и эмоционального, абстрактного и конкретного, универсального и этнического, общенационального и индивидуально-личностного).

Последователи лингвокультурологического направления в лингвистике считают концепт базовой единицей культуры. Они отмечают связь концепта с высшими духовными ценностями, что определяет комплексный подход к его изучению, признание ценностного признака основным в исследовании концепта.

В результате рассмотрения понятия концепта в лингвокогнитологии и лингвокультурологии были выделены общие тенденции, которые легли в основу анализа: 1) признание ментальной сущности концепта, 2) признание связи концепта с опытом человека, 3) связь концепта с культурой.

При изучении художественного концепта как составляющей художественной картины мира целесообразно использование лингвокультурологического подхода, так как при этом на первый план выходит содержание концепта в его лингвокультурной специфике.

Слово «Любовь» является названием одного из культурных концептов, характеризующих специфику национально-культурной картины мира. Концепт «Любовь» занимает особое место среди других лингвокультурных концептов. Как эмоциональный концепт, он выражает духовные сущности, имеет сложную и тонкую структуру и богатое эмоциональное содержание. Главным признаком концепта «Любовь» является ценность.

Концепт «Любовь» пересекается с другими концептами по общим семантическим компонентам, что позволяет рассматривать его как гиперконцепт, семантическое пространство которого не имеет определенных границ. Лексемы, которые репрезентируют концепт «Любовь», могут быть рассмотрены и как наименования отдельных концептов, так как концепты не жестко связаны с какими-либо словами.

Изучение концепта предполагает анализ слова как средства материализации концепта, его содержательной формы в виде образа, понятия, символа. Концепт имеет свои средства вербализации, в совокупности составляющие план выражения лексико-семантического поля, в котором выделяются ядро и периферия. Семантическое пространство концепта «Любовь» может быть более полно охарактеризовано словами с различными категориальными значениями. Художественный концепт представлен готовыми лексемами, метафорическими сочетаниями, словосочетаниями, предложениями, текстами. Слово в концепте рассматривается как единица лексической системы и как единица индивидуального сознания.

Концепт «Любовь» получил яркое выражение в поэтическом творчестве Константина Скворцова. Он является центральным в индивидуальной картине мира поэта и отличается в системе его индивидуально-авторского стиля определённым своеобразием.

Глава 2. Концепт «Любовь»
и его смысловые составляющие
в поэзии К. Скворцова

Концепт «Любовь» получил яркое выражение в поэтическом творчестве Константина Скворцова. Он является одной из центральных составляющих индивидуальной картины мира К. Скворцова и отличается в системе его индивидуально-авторского стиля определённым своеобразием. При этом данный концепт в творчестве поэта является отражением фрагмента национальной картины мира.

1. Анализ узуального значения слова «любовь»
как один из путей реконструкции концепта

Глубокое исследование концепта «Любовь» как элемента индивидуальной картины мира, основанное на анализе художественного текста, особенностей его лексической организации, было проведено Л.Н. Чурилиной [Чурилина 2002]. Основываясь на собственно лингвистическом изучении эмоционального концепта, которое включает в себя анализ употребления имени эмоционального концепта, всего ряда слов и выражений, эксплицирующих данный концепт как фрагмент национальной картины мира, Л.Н. Чурилина переходит к реконструкции его индивидуальных вариантов (на примере творчества Ф.М. Достоевского и Н.С. Лескова).

Одним из путей реконструкции концепта является анализ узуального значения слова как имени концепта [Чурилина 2002: 27]. Исследование лексикографических источников (в данном случае – толковых словарей, которые охватывают все значения слова, как прямые, так и переносные, а также словарей так называемого продуктивного типа, которые ориентированы на отражение языковой картины мира) позволяет получить информацию о текстовом концепте как некоем варианте концепта национального. Ряд лингвистов (например, В.И. Карасик) считает словарные дефиниции частичной и субъективной актуализацией концепта [Карасик 1996: 7]. Однако в исследованиях В.З. Демьянкова утверждается, что составители словарей выделяют и группируют наиболее типичные значения и словари, не отражая всего многообразия индивидуальных смыслов слова в тексте, фиксируют его значения, а «фиксированные словарем значения образуют островки, между которыми располагаются реальные значения слова в тексте» [Демьянков 2001: 313]

При реконструкции концепта «Любовь» в творчестве
К. Скворцова мы вслед за З.Д. Поповой и И.А. Стерниным [Попова Стернин 2003: 102], Л.Н. Чурилиной [Чурилина 2002: 27 – 29] опирались на лексикографическое толкование слова «любовь», репрезентирующего данный концепт. Это позволило понять и проанализировать особенности формирования семантических признаков концепта, появление новых концептуальных признаков, повлекшее за собой изменение объема концепта.

Словарные исследования проводились по следующей схеме: генетическая характеристика, анализ словарных дефиниций, реализация частных значений слова (интерпретация слова).

Анализ материалов словарей позволяет наблюдать эволюцию в лексикографическом представлении имени концепта «Любовь».

В «Этимологическом словаре русского языка» М. Фасмера происхождение слова «любовь» связывается с древнеиндийским lubhyati – «желает», lobhas – «возбуждает желание», латинским «libido» – «(страстное) желание». М. Фасмер связывает чувство любви с инстинктивными проявлениями человеческой натуры [Фасмер 1996 Т. 2: 544].

В «Толковом словаре живого великорусского языка» В. Даля дана совокупность разных значений слова «любовь»: «Состоянье любящего, страсть, сердечная привязанность, склонность; вожделенье; охота, расположенье к чему». Конкретное значение «желание, вожделение» становится периферийным и дополняется более абстрактным значением «состоянье любящего, склонность, сердечная привязанность». В. Даль выделяет понятие «Божьей, Божеской любви», противопоставляя его любви «человеческой», но не даёт определения Божеской любви, ограничиваясь иллюстрацией этого понятия [Даль 1989: Т.2, 282 – 283]. В.И. Даль абстрагируется от ряда бытовых представлений о любви.

Статья «Любовь» в энциклопедическом словаре Ф. Брокгауза и И. Ефрона [Брокгауз Ефрон 1880], написанная философом
Вл. Соловьевым, подчеркивает разнообразие чувства любви. В словарной статье выделяются четыре главных вида любви:

1) половая любовь – влечение существа одного пола к другому для соединения с ним и взаимного восполнения жизни;

2) любовь кровная, родственная, имеет своим источником половую любовь (стремление родителей найти продолжение своей жизни в детях), жалость к нуждающимся в защите и заботах беспомощных, слабых существ (родительская любовь), чувства благодарности, привязанности за заботы и ласки (детская любовь), привычку общей жизни (любовь братская);

3) любовь общечеловеческая – продукт позднейшего социального развития; путем воспитания и наследственности сознание общности интересов людей и равноценности человеческой личности превращается в прочное чувство альтруистической любви, способное в своем высшем напряжении доходить до аффектов самопожертвования;

4) любовь как высшая духовная эмоция, выражается в чувствах благоговения и восторга при умственном созерцании образа, олицетворяющего высшее совершенство и красоту. Здесь находится источник религиозного и художественного творчества.

В словаре Ф. Брокгауза и И. Ефрона наблюдается конкретизация абстрактного понятия «любовь», что характерно для философии.

В современных словарях русского языка в толковании слова «любовь» выделяются три связанных между собой значения.

Любовь соотносится со значением «чувство» и оттенками этого значения: «склонность», «привязанность», «симпатия». Она рассматривается как чувство, основанное на общности интересов, духовном или кровном родстве. Близкие по смыслу слова: дружба, товарищество, близость.

1. Это чувство привязанности, основанное на общности интересов, идеалов, готовности отдать свои силы общему делу [Толковый словарь русского языка под ред. Д.Н. Ушакова, т.2, с.108].

1. Чувство склонности, привязанности к кому-либо, вытекающее из отношений близкого родства, дружбы, товарищества и т.п. [Толковый словарь русского языка под ред. Д.Н.Ушакова, т. 2, с.108]

1. Чувство глубокой привязанности к кому-, чему-либо. [Словарь русского языка в 4-х т. под ред. А.П.Евгеньевой, т. 2, с. 209].

Другое толкование слова «любовь» соотносится с понятиями «пол», «физическое влечение». Любовь основана на сердечной склонности. Близкие по смыслу слова: страсть, влечение, пристрастие, желание.

2. Такое же чувство, основанное на половом влечении, отношения двух лиц, взаимно связанных этим чувством [Толковый словарь русского языка под ред. Д.Н.Ушакова, т.2, с.108].

Отдельные толкования пополнены за счет включения в них третьего семантического компонента – «влечение», «тяготение», «склонность», «пристрастие»:

3. Склонность, расположение или влечение к чему-нибудь [Толковый словарь русского языка под ред. Д.Н.Ушакова, т.2, с.108].

4. Внутреннее влечение, внутренняя склонность, тяготение к чему-либо [Словарь русского языка в 4-х т. под ред. А.П. Евгеньевой, т. 2, с.209].

Во всех современных словарях на первое место ставится духовная связь, возникающая между субъектами чувства. В новых словарях чувственной стороне любви придается большее значение: «Любовь – чувство горячей сердечной склонности, влечение к лицу другого пола» [Большой толковый словарь русских существительных под ред. Л.Г. Бабенко, с.188].

Анализ признаковых характеристик показывает, что практически во всех словарях «любовь» понимается как комплекс чувств.

На основе анализа лексикографических источников можно сделать вывод о том, что набор семантических компонентов слова «любовь» достаточно традиционен, однако в разные периоды развития языка происходит смена акцентов в лексикографическом представлении слова «любовь». Кроме того, как отмечает Л.Е. Вильмс [Вильмс 2007: 108], «русский язык стремится к конкретизации эмоциональной информации, к обозначению нюансов эмоционального отношения, поведения и состояния, номинируемых как «любовь», что не всегда находит отражение в словарях. Л.Е. Вильмс [Вильмс 2007: 106] обращает внимание на то, что в современных лексикографических источниках существенно увеличилось количество сополагающих признаков и признаковых характеристик. Именно это явление языковой системы становятся предпосылкой функционирования понятий в художественной речи, когда признаки, описывающие чувство, отличаются еще большим разнообразием и необязательно совпадают со словарными.

К. Скворцов в своём творчестве пользуется всем набором семантических компонентов слова «любовь». Для него наиболее актуальными оказались семантические компоненты (концептуальные признаки):

1) чувство склонности, привязанности к кому-либо, вытекающее из отношений близкого родства, дружбы, товарищества и т.п.;

2) чувство глубокой привязанности к кому-, чему-либо;

3) чувство, основанное на половом влечении, отношения двух лиц, взаимно связанных этим чувством;

4) любовь – это чувство Божеское (христианское), общечеловеческое.

Эти семантические (смысловые) компоненты репрезентируют в лирике К. Скворцова концепт «Любовь» и отражают многогранность и разносторонность чувства любви в индивидуально-авторской картине мира поэта, которые выражены в строках: «Я не устану всюду повторять / И называть своими именами /То, что веками выстрадано нами: Отечество, Любимая и Мать!» (сонет 89). Основываясь на выводах Л.Е. Вильмс [Вильмс 2007: 106] и на проведенном нами анализе творчества К. Скворцова, мы можем утверждать, что в произведениях поэта признаки, описывающие чувство, отличаются еще большим разнообразием.

Все признаки, составляющие понятие «Любовь», выражаются определенными наборами лексико-фразеологических единиц, художественно-образных определений, в которых отражена как национально-культурная специфика концепта «Любовь», так и особенности его интерпретации конкретной языковой личностью – поэтом К. Скворцовым. В нашем исследовании мы проанализировали основные признаковые характеристики понятия «Любовь» и те лексико-фразеологические и художественно-образные определения, в которых данное понятие проявляется наиболее полно.

§2. Семантический компонент «чувство склонности,
привязанности к кому-либо, вытекающее из отношений близкого родства, дружбы, товарищества и т.п.»

Большое значение в лирике К. Скворцова имеет семантический компонент «чувство склонности, привязанности к кому-либо, вытекающее из отношений близкого родства, дружбы, товарищества и т.п.». Данный компонент в лирике К. Скворцова предстает в двух разновидностях: как чувство склонности, привязанности к друзьям и как чувство привязанности к родным (к матери).

Дружба как чувство привязанности к кому-либо является «универсальной человеческой потребностью», понятие друга – «универсальной человеческой идеей» [Вежбицкая 2001: 63]. Это положение подтверждается тем, что во всех культурах начиная с античной выражено понимание значимости дружбы, ее лидирующего места в системе человеческих ценностей: «…естественный зачаток истинной любви есть присущее человеку чувство товарищеской …солидарности, братской близости членов семьи или племенного и национального сродства. […] Чувство сопринадлежности к некоему коллективному целому, сознание, выражаемое в слове «мы», есть естественная основа всякого индивидуального самосознания, всякого «я». […] Это… есть нечто иное, чем любовь в специфическом смысле этого понятия, хотя и содержит ее зачаток» [Франк 1991: 403 – 405].

Дружба – важнейший источник любви и наслаждения, понимания и поддержки, товарищества и совета. Дружба – одна из самых важных ценностей в человеческих отношениях. Значимость дружбы в русской иерархии нравственных ценностей отражена в русской литературе и в русском языке, подтверждается социальными исследованиями [Вежбицкая 2001]

В.А. Маслова отмечает, что понятие дружбы исторически изменчиво: «Образ дружбы изменяется в зависимости от «духа» эпохи, доминирующей в ней культуры, например, рыцарская дружба – верность; у гуманистов дружба ассоциируется с совместной радостью и весельем; сентиментализм создает образ чувственной дружбы, способной разделить радость и скорбь; романтизм культивирует интимную дружбу; в новое время дружба приравнивается к товариществу, т. е. сотрудничеству, участию в общем деле» [Маслова 1997: 170]

Семантический компонент «чувство склонности, привязанности к друзьям» в лирике К. Скворцова представлен многочисленными примерами. В нем можно выделить следующие смысловые планы:

сильное чувство, несущее страдание и муку;
глубокое, духовное чувство, дающее счастье.

Ведущей семантической линией является смысловой план «сильное чувство, несущее страдание и муку». Страдание лирического героя является глубоким, всеобъемлющим и вызывается разными причинами:

– неизбежностью вечной разлуки с друзьями («Все друзья похоронены…» – «М.Н. Алексееву», с. 176),

– гибелью друзей («Мы мир собирались исправить – / Он правит могилами нас» – «Переделкино», с. 179, «До свидания скорого, / Друг, навеки прощай…» – «Памяти Л.Н. Головницкого», с. 172, «Под небом синим и жестоким /Моих друзей давно уж нет» – «Горит на небе синеоком…», с. 153),

– трудными жизненными обстоятельствами – следствиями социальных изменений («Я знаю, брат, ты ко всему привык, /Но что с тобой случилось, фронтовик?» – «Фронтовик», с. 178, «Под звон переделкинской церкви /И песни забытых солдат В пустыне писательской Мекки /Мы выпьем с тобою, собрат» – «Переделкино», с. 179).

Семантическое приращение «страдание, вызванное гибелью друзей» передано языковыми единицами, входящими в тематическую группу «Смерть»: могила, могильный, похороненный, прощай, смертный, погибнуть (например, стихотворения «Памяти Л.Н. Головницкого», «Переделкино», «М.Н. Алексееву», «Сирень»).

Горечь вечной разлуки, необратимость потерь, тоска, ощущение одиночества переданы в ряде стихотворений лексическими единицами роковой («Это что же за связь? Что за цвет роковой?» – «Сирень», с. 333), расстаться («Мы расстались на день и на веки веков…» – «Сирень», с. 333), антонимическими парами на день – на веки веков, бессмертные – смертные («Но бессмертные – смертные, / Как мне уразуметь?» – «Памяти Л. Головницкого», с.172), «белый» – «черный» («И становится черным /Белый снег, белый вальс…» – «Белый вальс», с. 343). Сопоставление белого и черного цветов в стихотворении «Белый вальс» своеобразно: в данном контексте черный цвет выступает как символический аналог белому и символизирует хаос, смерть [Андреева 2001: 531].

Дружба, отмечает В.А. Маслова, «своего рода божественный дар, предназначенный для людей. Но поскольку она ниспослана на землю, то автоматически приобретает черты всего земного, т. е. способность к разрушению» [Маслова 1997: 170]. Поэтому в лирике К. Скворцова обнаруживаются мотивы

– предательства («Прости, Господь, моих друзей / За то, что предают друг друга» – «В порту», с. 266),

– разобщенности («Нам вышел срок /приобретать друзей, / Настало время – обретать врагов» – «Не ведая превратностей любви…», с. 205),

– ощущение бессилия («Нет сил, но надо что-то делать. / Сноровка, брат, уже не та…» – «Н.Н. Новикову», с. 299).

Мотив предательства, разобщенности создается на основе лексических единиц

– доносчик («И, склоняясь, как угодливый почерк, / Улыбался счастливый доносчик» – «Не для мести и не для расплаты…», с.155),

– выгодный/выгодно («Уготовано быль судьбою: /Если выгодно — друг был с тобою, /А теперь, как правдивую повесть, / Стало выгодным друга не помнить» – «Не для мести и не для расплаты…», с.155),

– (не) простить/прощать («А что нас живыми отпели, / Прости их, Всевышний, за то» – «Я не прощаю никому измен…»).

Мотив предательства создается также на основе антонимических единиц, свойственных фольклору: братья – враги, бьются — обнимаются («В поле смертным боем бьются братья – / Обнимаются враги» –«Бьют колокола по всей России», с. 190).

Как оппозиционные, выступают лексические единицы друг – предатель, друг – враг («Врагов учтивость и друзей бездушье – / Вот лик Руси, написанный тобой» – «В Надеждине звонят колокола», c.344), забывать – помнить («Жаль, что верные птицы по стае / Забывать тебя что-то вдруг стали. […] / Уготовано быль судьбою: / Если выгодно — друг был с тобою, / А теперь, как правдивую повесть, / Стало выгодным друга не помнить» – «Не для мести и не для расплаты…», с. 155). На этой оппозиции построено противопоставление мотивов верности и предательства, свойственных лирическим произведениям К. Скворцова.

В ряде произведений поэта (например, в процитированном выше стихотворении «Не для мести и не для расплаты», посвященном Б.Н. Ручьеву) выражена мысль о том, что доверие к друзьям в определенные периоды истории было сопряжено с опасностью, с возможностью предательства. А. Вежбицкая считает, что предательство особенно было распространено в эпоху сталинизма, и ссылается на исследование Бауэра, Инкелеса и Клукхолма «Как работает советская система» (глава «Русский характер и советская система»), в котором они говорят о создании напряженности «в дружеских отношениях между двумя и более индивидами, используя свою систему политического сыска, поощрение и усовершенствование доносительства…». Однако, как отмечают исследователи, это не привело к прекращению дружеских отношений, а побудило искать тех людей, которым можно довериться. И, несмотря на наличие определенной напряженности, культ дружбы в России не исчез, а тесные отношения между людьми сохранялись во все времена. Кроме того, человек может быть уверен, что друг окажет помощь, даже если это будет сопряжено с опасностью [Вежбицкая 2001: 104].

Смысловой план «сильное чувство, несущее страдание и муку» представлен следующими единицами, которые входят в ядерную зону семантического компонента «чувство склонности, привязанности к друзьям»: друзья похоронены, правит могилами, могильный, смертный, неминучая (в значении «смерть»), навеки прощай, предательство, предатель, предать, счастливый доносчик, забывать, выгодный, выгодно, простить, прощать, враг. В приведенных языковых единицах отчётливо выражена сема «страдание».

В периферийную часть указанного семантического компонента входят языковые единицы, обозначающие

– явления и предметы мира природы: ветер, осень, вершины, коршун-птица, волки,

– реалии общественной жизни: эпоха, время,

– физические и эмоциональные состояния: слезы, боль, больной.

В периферийной части присутствуют лексемы различной тематической отнесенности, связанные с ядерной частью семантического компонента «сильное чувство, несущее страдание и муку»:

– «Религия» (Господь / Господи, крест, колокол),

– «Судьба» (судьба, роковой),

– «Смерть» (смерть, погибнуть, гроб, ограда, исчезнуть в значении «перестать существовать»),

– «Память» (память, забыть / забывать, забытый, позабытый),

– «Жизнь» (жить, выжить, жизнь),

– «Пространство» (дорога, верста, путь, вершина).

Периферийная часть представлена многочисленными примерами: «И до самого горького вздоха / Грудь твою разрывала эпоха» – «Не для мести и не для расплаты…», с. 155, «Просто выпало время другое…» – «Не для мести и не для расплаты…», с. 155, «Плачет осень в полях /поседевшей вдовой» – «Вот и снова, друг мой…», с. 160, « А в небе кружит коршун-птица, /И снова ворону не спится…» – «Ангелы, ко мне!», с. 163, «Собираются волки /в голодные стаи» – «Вот и снова, друг мой…», с. 160, «Здесь, на вершине, только ветер, / Слепящий снег и облака» – «Н.Н. Новикову», с. 299, «Забытые хоронят позабытых» – «Под Новгородом, Юхновом и Ржевом…», с. 174, и др.

Чувство любви к друзьям в творчестве поэта многогранно, оно связано не только со страданием. Это и глубокое, духовное чувство, дающее счастье.

Представление о дружбе связано с ожиданием помощи в трудную минуту и с готовностью оказать поддержку, с чувством доверия к другому человеку, («Старый друг головою поник. / Если надо, дружище, поплачь» – «Старый друг головою поник…», с. 184). На формирование данной семы оказывают влияние выражения «стать маяком», «друг мой», «добраться до вершины», которые на имплицитном уровне выражают чувство единства, создаваемое дружбой.

Дружба – это чувство, вызывающее

– благодарность («Я, как шаман, у дома покружусь, / Зажгу свечу, не открывая ставень. / Дрова сухие в пачку положу, /Что, как всегда, мне старый друг оставил» – «Берег милый», с. 301),

– восхищение («Скажи мне, друг мой, где берешь ты силы / Поставить двор, где не было кола?.. В воскресшем храме в глубине России / Твоим трудом звонят колокола./ Ты шел один с эпохою не в ногу / На страх и риск – была иль не была!.. / Что видел ты, известно только Богу. / Но ты пришел – звонят колокола!..» – «В Надеждине звонят колокола», с. 344).

Она дает ощущение единства, надежности, защищенности («Прости, мой друг, я понял лишь потом: / Каких бы дел мы в жизни ни вершили, / Всего трудней – стать в жизни маяком, / Чтоб все друзья добрались до вершины» – «Маяк», с. 315).

Таким образом, в понимании поэта дружба – очень важная сфера общения людей, где человек находит радость и успокоение, поддержку и помощь, ощущение единства, внутренней близости.

В ядерную зону семантического компонента «чувство склонности, привязанности к друзьям» входят лексические единицы друг, дружище, товарищ, брат, собрат, представляющие обозначение объекта и субъекта чувства и указывающие на очень хорошее знание другого человека, потребность в общении, желание и готовность помочь. В данном ряду они расположены по степени интенсивности выраженности семантических признаков в значении этих слов. Выбор конкретного слова зависит от концептуальной установки автора.

«Словарь русского литературного языка» [в 17 т. М.: Изд-во академии наук СССР] дает определение слову друг: «человек, тесно связанный с кем-либо взаимным доверием, преданностью, любовью».

Сочетаемость слова друг определяется семами «близость», «преданность»: единственный друг, лучший друг, старый друг, верный друг. Данные словосочетания, ассоциирующиеся с проявлениями чувства склонности, привязанности к близким, также могут быть включены в ядерную зону данного смыслового компонента.

Слово друг достаточно часто употребляется в составе фразеологических единиц (15 употреблений): друг другу, друг друга, друг к другу, друг за друга, друг без друга. Указанные фразеологические единицы участвуют в формировании семы «единение, близость».

Слово друг в ряде случаев употребляется контекстах, где обозначает любимую, близкую по духу женщину (9 употреблений), что свидетельствует о взаимосвязи семантических компонентов лексемы «любовь».

Слово товарищ содержит семы: «объединенные деятельностью, общими условиями жизни, общей судьбой». Связь с товарищами оказывается столь же крепкой, как и с друзьями, на что указывает сочетание друг-товарищ («Не спеши, друг-товарищ, постой, дай вдохнуть этот древний настой» – «Баллада о Белой реке», с. 297).

В ядерную зону входит также слово брат в переносном значении «человек, объединенный с говорящим общими интересами, положением, условиями» (7 употреблений). Слово собрат в значении «товарищ по занятиям, профессии» является менее употребительным (5 употреблений), но по замыслу автора переводится на уровень ядерного компонента (в стихотворении, посвященном
М.Н. Алексееву).

Слово друг является ключевым в этом ряду. В лирике К. Скворцова оно является более частотным, чем слово дружба, что подтверждается количественным анализом (друг – 28 употреблений, дружба – 2 употребления). Частотными в стихотворениях К. Скворцова являются формы множественного числа друзья (25 употреблений), братья (6 употреблений): «Друзья мои, сквозь тьму и замять /Нам здесь завещано гореть» – «Горит на небе синеоком…», с. 354, «…обнимемся, братья, как прежде» – «Славяне», с.185. Они используются в значении собирательных и обозначают круг близких людей.

Необходимо отметить роль местоимений мы, наш, мой, частотность употребления которых достаточно высока, что усиливает семантический компонент «близость» (см. таблицу 5, глава 3, 3.3).

В периферийную часть смыслового плана «глубокое, духовное чувство, дающее счастье» входят языковые единицы, обозначающие

– явления, предметы и живые существа из мира природы: рассвет, черемуховая прохлада, родник, ручеек, вершина, снег, облака, тайга, белка, птицы, сова, подгулявший соловей,

– эмоциональные состояния: восторг, счастье, радость, печаль, тоска.

В периферийной части присутствуют лексемы различной тематической отнесенности, связанные с ядерной частью смыслового плана: «Религия» (колокол, Благовест, воскресший храм), «Время» (время, на века). Использование лексем, относящихся к тематическим группам «Религия» и «Время», усиливает представление о дружбе как чувстве, освященном небесами, не зависящем от времени.

Периферийная часть включает в себя языковые единицы, которые служат для контекстуального окружения единиц ядерной зоны, поэтому в основном обозначают предметы и явления окружающего мира. То же самое мы наблюдаем при анализе других семантических компонентов, составляющих концепт «Любовь» в лирике К. Скворцова.

В образовании главных смысловых планов семантического компонента «чувство склонности, привязанности к друзьям» участвуют языковые единицы различных тематических групп, но эти же единицы могут репрезентировать несколько семантических комплексов.

Семантический компонент «чувство склонности, привязанности к друзьям» создается с участием словесных художественных образов. Под образом мы вслед за В.А. Масловой понимаем «важнейшую языковую сущность, в которой содержится основная информация о связи слова с культурой» [Маслова 2004: 44].

Л.Е. Вильмс, проанализировав вербализацию понятия «любовь», делает вывод о том, что в русском языке «активно используются метафорические переносы для описания и/или обозначения того или иного эмоционального переживания, связанного с любовью» [Вильмс 2007: 109].

К. Скворцов также использует этот прием. Среди метафор в его лирике выделяются традиционные (вороньё, ворон, коршун-птица, волк) и индивидуально-авторские (веселые волки, гнёзда потерь, плачет осень в полях поседевшей вдовой), которые основаны на устойчивых поэтических метафорах (волки, гнезда, осень плачет), однако мы наблюдаем в лирике поэта их авторские вариации, которые, будучи сближенными с устойчиво-традиционными, приобретают новые смыслы.

Согласно общеиндоевропейскому представлению, человек, совершивший тягостное преступление, становится волком [Мифологический энциклопедический словарь 1991: 242]. Метафорическое значение слова «волки» в стихотворениях К. Скворцова реализуется в контексте, в котором речь идет о враждебно настроенных, недоброжелательных, смертельно опасных людях («На жестокой тропе /волка волк не оставит» – «Вот и снова, друг мой…», с.156). У
К. Скворцова существительное «волки» имеет неожиданное сочетание с прилагательным «веселые», что привносит в словосочетание значение «совершающие тягостное преступление с радостью», подчёркивает циничность субъекта («На охоту выходят веселые волки»). Данная метафора выстроена на основе внеязыковых, социальных признаков.

Метафора «гнезда потерь» возникает по аналогии с метафорой «гнездо», которая обозначает уютное жилище, домашний очаг, однако в стихотворении К. Скворцова «В Монастырском»
(с. 176) она переосмысливается и означает потери, разрушение естественных связей, близости. Метафора гнёзда потерь, а также индивидуально-авторская метафора «осень – поседевшая вдова» усиливают сему «страдание», придают тексту экспрессивную окраску.

Интересна сложная индивидуально-авторская метафора «пустыня писательской Мекки», выражающая значение «крайнее одиночество человека в толпе».

Осмысливая любовь к друзьям, поэт использует образ памяти, который передает сильную привязанность к друзьям, желание сохранить в сердце все, что с ними связано:

Ко мне

Из бело-белой замяти

Далёких

Белых-белых дней

Идут друзья

По тонкой наледи

Прозрачной памяти моей…

(«Эй, туча…», с. 152)

В создании образа памяти в приведенных строках значительную роль играют индивидуально-авторские метафоры бело-белая замять дней, тонкая наледь памяти, эпитет прозрачный и лексический повтор слова белый. Метафора тонкая наледь памяти и эпитет прозрачный подчеркивают мысль автора о необходимости сохранять память, которая может быть легко разрушена под влиянием внешних воздействий.

Слово белый как обозначение цвета часто употребляется в лирических стихотворениях поэта. Как отмечает В.А. Маслова, поэтическому тексту присуще удвоение обозначений одной и той же реалии: в нем сосуществуют прямое и метафорическое значение (Маслова В.А., 2004, с. 94), что усиливает поэтическую глубину текста. В стихотворении «Белый вальс» слово белый употреблено в прямом значении в словосочетании белый снег, которое соседствует с фразеологическим сочетанием белый вальс, затем встречается в предложении «…чтобы белое белым оставалось всегда», в результате чего на прямое значение слова «белый» (цвета снега, муки, мела – Словарь русского языка в 4-х т. под ред. А.П. Евгеньевой, т.1, с. 78) накладывается переносное (метафорическое) значение «чистый, правый, праведный». К этому значению присоединяется символика белого цвета, который обозначает свет, чистоту и совершенство, невинность души [Андреева 2001: 76]. Фразеологическая единица «белый вальс», представляющая собой трансформированный фразеологизм «белый танец», связанный в сознании носителей русского языка с чем-то светлым, с надеждой на будущее счастье, на исполнение желаний, вынесен автором в название, что усиливает содержащуюся в нем сему «несбывшиеся надежды», «утрата любви» (возможно, и «утрата жизни»), подчёркнутую противопоставлением лексем «белый» – «чёрный»: «И становится чёрным белый снег, белый вальс». Таким образом, индивидуально-авторский фразеологизм «белый вальс» в данном контексте получает значение, противоположное значению исходной языковой единицы.

Значение символа «ворон» в мифологии, фольклоре и в русской поэзии многогранно [Андреева 2001: 101 – 103]. Традиционные образы ворон, вороньё в лирике К. Скворцова символизируют тьму и неминуемое несчастье, выступают вестником зла («Ведут от камня три дороги, /И над одною – вороньё…» – «Три дороги», с. 170, «Черные вороны кружатся стаями. / Мертвые воины спят изувечены» – «Русская женщина», с. 327).

В стихотворениях «Под звон переделкинской церкви», «В Надеждине звонят колокола» имеют большое значение образы храма и колокола, неба и высоты (вершины), усиливающие мотив святости дружбы. Как отмечает В.А. Маслова [Маслова 2007: 173], мысль о святости дружбы глубоко укоренилась в русском сознании, что связано со всем мироощущением русского народа. К.Скворцов также воспринимает чувство дружбы как святое («Крылатые несут нас кони, / А силы кончатся – не стой, / На небо, брат!.. Там наши корни, / И каждый корень – золотой!» – «Баллада о золотом корне», с. 299, «В воскресшем храме в глубине России / Твоим трудом звонят колокола» – «В Надеждине звонят колокола», с. 344).

Дружба является основой жизни. Эта мысль подчеркивается трансформированным фразеологизмом золотой корень, который является названием лекарственного растения. К. Скворцов переосмысливает указанную единицу, придает ей новое содержание: «каждый корень – золотой», что означает «истинный, ценный, жизненно важный». Это значение усиливает использованная автором инверсия.

В лирике К. Скворцова отражено желание поэта не только ценить дружбу, но и помнить о ней в любых жизненных обстоятельствах. Дружба – это сила, которая способна объединять людей, побуждать их на добрые дела, на взаимопомощь и выручку. Дружеские чувства строятся на доверии, взаимопонимании. Они помогают людям выжить в самых трудных жизненных обстоятельствах. Особо подчеркивается, что настоящая дружба неподвластна даже смерти.

Представление поэта о дружбе не лишено противоречий. В определенных ситуациях человеческие связи могут разрушаться под влиянием внешних факторов. Но настоящая дружба проверяется в самые тяжкие периоды жизни человека, когда очень высоко ценится доброта, искренность, взаимовыручка.

Перечисленные выше аспекты понятия «дружба», выявленные нами в лирике К. Скворцова, отражают не только индивидуально-авторские смыслы, но и особенности русского национального менталитета:

1) дружба для русского человека – величайшая ценность;

2) наиболее характерная черта дружбы – прочность, основанная на единении не только духовных чувств, но и судеб,

3) дружба может разрушаться под влиянием внешних причин или в результате нарушения нравственных принципов;

4) дружба в основном ассоциируется с братством, предполагающим духовное единение людей;

5) на дружбе лежит отпечаток святости.

Дружба для русского языкового сознания является одной из основных ценностей человеческой жизни; Она – дар божий, ниспосланный людям на землю.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что существенных различий между индивидуально-авторским пониманием дружбы в лирике К. Скворцова и содержанием этого понятия в русском национальном менталитете не наблюдается.

Способы репрезентации семантического компонента «чувство склонности, привязанности к друзьям» в поэзии К. Скворцова обнаруживают связь с фольклорной традицией, о чем свидетельствует наличие общих словесных художественных образов: ворон, вороньё, коршун-птица, три дороги; традиционных для носителей русского языка фразеологических единиц друг другу, друг друга, друг к другу, друг за друга, определений клексеме друг (единственный, верный, старый). Поэт создает авторские вариации традиционных метафор: веселые волки, гнезда потерь, фразеологических единиц: белый вальс, золотой корень, а также индивидуально-авторские метафоры: стать маяком, бело-белая замять дней, тонкая наледь памяти.

Полное воплощение данного семантического компонента в поэзии К. Скворцова стало возможным благодаря использованию лексики различных тематических групп: «Время», «Судьба», «Память», «Жизнь», «Религия», «Пространство», «Природа».

Семантический компонент «чувство склонности, привязанности к кому-либо, вытекающее из отношений близкого родства» реже встречается в лирике поэта, но является важным в индивидуально-авторской картине мира К. Скворцова.

Анализ стихотворений К. Скворцова, в которых наиболее ярко проявляется семантический компонент «чувство склонности, привязанности к кому-либо, вытекающее из отношений близкого родства», позволяет выявить следующие смысловые планы в составе данного семантического компонента:

– любовь к матери – естественное чувство, формируемое у человека в детстве: «Заводила мама надо мною /Сказки с приговором: «Спи, сынок…» – «Крик травы», с. 82;

– любовь к матери – чувство святое: «И только мамы выцветший портретик / Напоминает Чудо Рождества» – «Рождество», с.345;

– материнская любовь дает чувство защищенности: «Матери ласковый взгляд и нехитрое слово – / Только они мне спасенье на этой земле» – «Плач пр матери», с. 167;

– материнская любовь жертвенна: «Я прошу об одном, / Зная сердцем, как страшен твой путь: /В уголке потайном / Об иконке моей не забудь. /Среди белых снегов / Не сойти бы мне только с ума… / А колодец чего? / Я дострою колодец сама» – «Собирайся, сынок», с. 346;

– любовь детей к матери сопряжена с чувством вины перед ней: «Не успел я сказать / Главных слов тебе, мама, / И во здравье твое / Не успел я поставить свечу. / На холодной земле /Мы тобою согреты. / Я кричу / Через эти шальные года: / «Золотая моя / И любимая, где ты?» / …Только ты этих слов / Не услышишь уже никогда» – «Пронеслись мои годы», с. 304;

– без материнской любви человек испытывает страдание, чувствует себя обездоленным: «Не вернуть ничего…/ Словно нищий у храма, / Я, прощенья моля, / Со слезами шепчу…» – «Пронеслись мои годы», с. 304.

Эпитеты золотая моя и любимая прямо выражают чувства лирического субъекта. Повтор отрицаний (не успел сказать, не успел поставить свечу, не услышишь), использование языковых единиц тематической группы «Время», обозначающих необратимость времени (через эти шальные года, никогда), интенсифицируют чувство невозвратности, невозможности исправить ошибки.

Метафорическое сравнение словно нищий у храма важно для формирования семы «страдание». Оно подчёркивает одиночество, обездоленность лирического героя, лишившегося материнской любви, что усиливается фразеологическими единицами со слезами, прощенья моля.

Смысловые планы в составе семантического компонента «чувство склонности, привязанности к кому-либо, вытекающее из отношений близкого родства» обнаруживают ряд общих образов, из которых наиболее значимыми в индивидуально-авторской картине мира поэта являются образы пути, колодца, белой птицы.

Образ пути обозначает направление в реализации собственной ценности и связан с тайной спасения, с судьбой, от которой нельзя уйти [Андреева 2001: 407]. Мать сердцем понимает, как труден путь её сына, она готова помогать ему, не препятствует осуществлению жизненных целей. Образ пути важен для понимания глубины и жертвенности материнской любви.

Фольклорный образ-символ колодца в лирике К. Скворцова (стихотворения «Собирайся, сынок…», с. 345, «Не выветрились детства запахи», с. 143, «Отец», с. 173, «Романсы», с. 365, «Святой колодец», с. 371) отражает общенациональные смыслы, участвует в осмыслении любви к родителям как традиции русского народа, символизирует связь с прошлым [Андреева 2001: 246], что ярко выражено в строках поэта: «Пойти в колодец за водою, / Где дед осоку прокосил…» («Не выветрились детства запахи», с. 143).

Образ птицы служит символом духа и души [Андреева 2001: 404]. У К. Скворцова этот образ сохраняет данное значение, но получает индивидуально-авторское приращение смысла: белая птица символизирует чистоту души, образ ее белых крыльев, распростертых над миром, усиливает смысловой план «защищенность» («Я бы хотел, чтобы стала ты белою птицей /И распростерла над миром два белых крыла. /Но суждено было маме с отцом превратиться / Не в лебедей, а в два бедных поросших холма» – «Плач по матери», с.167).

В ходе анализа семантического компонента «чувство склонности, привязанности к кому-либо, вытекающее из отношений близкого родства» были выявлены языковые единицы, составляющие его ядро: мама, мать, матушка, сын, сынок. Они называют субъект и объект чувства.

Смысловые планы данного семантического компонента реализуются на основе

– эмоционально окрашенных лексем дорогая, золотая, любимая, ласковый, тоска, слезы,

– фразеологических единиц знать сердцем, не сойти бы с ума, молить прощенье, со слезами,

– языковых единиц тематических групп

– «Религия» (во здравье твое, поставить свечу, иконка, спасенье, прощенье, Рождество),

– «Искусство» (песня, сказки с приговором),

– «Время» (никогда, мгновенье, сегодня, не в срок),

– «Память» (стал я памятью весь).

Языковые единицы тематических групп «Религия», «Искусство», «Время», «Память» составляют периферийную часть указанного семантического компонента. Они усиливают понимание того, что любовь к близким является одним из жизненно важных чувств, сопровождающих человека на протяжении всего жизненного пути и одухотворяющих его жизнь.

§3. Семантический компонент
«чувство глубокой привязанности к Родине»

В лирике К. Скворцова обнаруживается еще один важный семантический компонент, связанный с предыдущим, что подтверждается наличием общих смысловых планов (глубокое, духовное чувство; чувство глубокой привязанности; сильное чувство, несущее страдание и муку; чувство, дающее счастье). Данный семантический компонент столь же значим для осмысления чувства любви, играет значительную роль в поэтическом творчестве К. Скворцова.

Семантический компонент «чувство глубокой привязанности к Родине» складывается из нескольких смысловых планов:

– сильное чувство, несущее страдание и муку;

– глубокое, духовное чувство;

– чувство, дающее счастье.

Наиболее важным смысловым планом является «сильное чувство, несущее страдание и муку». Глубокое участие в судьбе Родины, переживание за нее, ощущение ответственности за будущее России представлено в лирике К. Скворцова многочисленными примерами: «У нас одно на свете горе, / Одна печаль и непокой: / Вся Русь стоит на косогоре / С воздетой к Господу рукой», «И это все моя Россия, /Мое величье и позор» – «Станция Пустошка», с. 350, «Мы служили Руси, /Той единственной нашей, святой» – «Собирайся, сынок», с. 346. Беспокойство за судьбы Родины подчеркивается метафорическим образом безъязыкого колокола, фразеологической единицей бьют тревогу («В облаках, / Раскачав купола / Всех соборов, церквей и вышек, / Безъязыкие колокола / Бьют тревогу» – «Сон», с. 89), контекстными антонимами величье и позор.

Смысловой план «сильное чувство, несущее страдание и муку» особенно ярко выражен в стихотворениях конца двадцатого – начала двадцать первого века (например, в стихотворениях «Мне снятся сны…», «Славяне», «Плач по матери», «Собирайся, сынок», «Свеча», «Пронеслись мои годы…», «Птицы русские»). В них возникает мотив разрушения, формирующийся на основе языковых единиц бесславный, рушиться, мгла: «И Россия однажды проснулась двуглавой, / Но уже не великой, какою была» – «Мне снятся сны», с. 164, «Славы сыны, мы сегодня, славяне, бесславны» – «Славяне», с. 185, «Рушится, рушится мира основа. / Небо рассвечено вновь, а Россия во мгле» – «Плач по матери», с. 167.

Повтор слов, звуков позволяет подчеркнуть, экспрессивно выделить горестные чувства автора, показать их интенсивность и постоянство: Россия, Русь; славы сыны, мы сегодня, славяне, бесславны, рассвечено, Россия (звук[с], возможно напоминающий шум стихии). Ключевыми в данном контексте становятся лексема рушится и интертекстема Россия во мгле.

Важная семантическая составляющая смыслового плана «страдание» – ощущение ненужности Родине («Всё, видно, ветшает на свете, / И только могилы свежи…/ И мы, беспризорные дети, /России теперь не нужны» – «Переделкино», с. 179).

В ряде стихотворений К.Скворцова, представляющих семантический компонент «сильное чувство, несущее страдание и муку», возникает мотив разобщенности, который формируется на основе лексических и фразеологических единиц распря, позор, враг, биться, испить чашу Раздора, смертный бой («Вразуми, Господь, и помоги: /В поле смертным боем бьются братья, / Обнимаются враги» – «Бьют колокола по всей России», с. 190, «Все мы в плену, / Мы в темнице из собственных распрей» – «Славяне», с. 185, «И не поднимется конница наша из пыли, / Пыли веков, где не знали мы в битвах позора. / Мы на одном из пиров незаметно испили / Чашу запретную, черную чашу Раздора» – «Славяне», с. 185). Индивидуально-авторский фразеологизм в темнице из собственных распрей, созданный на основе общеязыкового фразеологизма в плену, важен для раскрытия проблемы разобщенности россиян. В данном стихотворении поэт трансформирует фразеологизм «испить чашу», создавая на его основе индивидуально-авторский фразеологизм испить запретную, черную чашу Раздора, который объединяет в себе несколько сем: 1) испытать горе, 2) нарушить заповеди, совершить нечто неприемлемое, 3) способствовать разъединению людей.

Для понимания любви к Родине, ощущаемой как страдание, переживание за ее судьбы, имеет большое значение образ воронья, символизирующий неминуемое несчастье, темное начало («Русь приняла тот стон / За новый Благовест. / И к радости ворон / Упал на землю крест» –«Свеча», с. 187), и развернутая метафора упал на землю крест. Символическая роль креста в данном контексте, на наш взгляд, связана с древнееврейским представлением о кресте как о символе спасения и вечной жизни, талисмане [Мифологический энциклопедический словарь 1991: 14]. Поверженный крест передает трагизм в мироощущении поэта, его отчаяние.

Мотив отчаяния, боли, страдания тесно переплетается с надеждой на возрождение России («Не раз слыхали мы: / Руси в помине нет, / Но из кромешной тьмы / Являлась Русь на свет», «Говорите слова, / Говорите России. / Говорите России: / Да будет Россия жива!..» – «Пронеслись мои годы…», с. 304 , «Снова силушку былинную / Влей в гармонику старинную. Спой!… Была иль не была!.. / Пусть кому-то не понравится –/ Встанет русская красавица. /Зазвенят колокола!» – «Птицы русские», с. 335). Мотив возрождения для автора связан с живительной силой слова, с колокольным звоном. Он формируется на основе языковых единиц говорить, слово, жить, колокол, зазвенеть, контекстных антонимов кромешная тьма – свет, в помине нет – являлась на свет, многократного лексического повтора, который обретает силу заклинания.

Для понимания чувства любви к родной земле очень важен символический образ памяти («Может быть, все же мы словом достойным вспомянем / Стяги на Шипке и флаги в камнях Измаила?», «Что ж вы в глаза не глядите друг другу, славяне, / Память ли нам, дорогие браты, изменила?» – «Славяне», с. 185). Память священна, она хранит нравственные традиции и выступает мерой совести. В. Чивилихин назвал человеческую память своеобразным генетическим кодом. Такое же объемное понимание этой темы мы обнаруживаем и в лирике К. Скворцова. Символический образ памяти подчеркивает глубокую привязанность поэта к Родине, стремление сохранить в душе страницы ее героического прошлого.

Особенно дорога лирическому герою память о детстве, о матери, об Урале («Я помню, мать у прокопченной печки, / Усталая, сбирая нас ко сну, / Ножом сточенным при мерцанье свечки / Делила хлеб в прошедшую войну» – «Я помню, мать у прокопченной печки…», с. 134, «Долина детства – город Златоуст. / Твои огни я помню наизусть» – «Златоуст», с. 283). Память для поэта становится связующим звеном между прошлым и будущим: «Тропинка в завтра, /И память детства». Однако переживания поэта вызывает то, что с разрушением основ жизни роль памяти принижается: «Выжжена память, и боги развенчаны» («Русская женщина», с. 327), «Но мы, русские, без памяти» («Птицы русские», с. 336).

Образ памяти выражен эксплицитно (с помощью языковых средств память, помнить, вспомянем, прошлый, наизусть, память изменила, без памяти и индивидуально-авторской метафоры выжжена память) и имплицитно (стихотворения «Фронтовик», «На горячем ветру» и др.)

В ряде стихотворений («Вышел на берег я…», с. 312, «Вдоль продрогших дорог…», с. 252) возникает мотив страдания, вызванного разрушением природы, беспокойства о сохранении красоты и величия родных мест: «Время молча вершит /над Природою свой самосуд», «Это как же понять, мужики, /Что по росчерку сильной руки /Юный хвощ и курумник седой /Вдруг исчезнут под черной водой?.. /На лугах сквозь туман голубой /Нам не вспыхнет огнем зверобой. /Нам не пить из ручьев золотых, /Мы последними слушаем их».

Мотив страдания реализуется на основе лексем тревожно, непокой, печаль, горе, мгла, тьма, бесславный, позор, преступник, развороченный, смертельный. В данном ряду лексемы расположены по степени интенсивности выраженности семы «страдание» и семы «разрушение».

Пейзаж у К. Скворцова служит не только фоном, но и средством передачи душевных переживаний:

Вдоль продрогших дорог

голубая осока пожухла.

Где-то дятлы стучат так прилежно,

что клонит ко сну.

Здесь вселенский покой,

отчего же становится жутко?

Острой наледи нож

больно сердце мое полоснул.

(«Вдоль продрогших дорог…», с.352)

Душевные переживания лирического героя, его страдание переданы с помощью авторского эпитета продрогших (дорог), метафор вселенский покой, острой наледи нож, фразеологической единицы полоснул сердце. Соединение сем прямого значения и сем переносного (метафорического) значения создает чувственный художественный образ.

Особую смысловую нагрузку в лирике К. Скворцова несет образ реки, воды, в мифологии связанный с женским началом. Река – древнейший символ, поток времени, который всегда течет в одном направлении и который невозможно повернуть вспять, в символическом смысле течение реки может быть соотнесено с течением жизни человека, с движением от жизни к смерти. Согласно христианской и библейской мифологии, реки прокладываются в пустынях как дар богов, в наказание же реки иссушаются, превращаются в пустыню [Мифологический энциклопедический словарь 1991: 375]. Мифологической смысл этого образа мы обнаруживаем в целом ряде стихов поэта. Так, определенные этапы человеческого существования связаны с образами «туманной утренней реки» и «вечерней призрачной реки» («Во тьме ночной горел огонь…», с. 233), русло реки становится метафорой жизненного пути человека, поэтому страшно, когда это русло исчезает, пересыхает. Эта мысль повторяется в стихотворении «Отец» (с.173): «Меж людьми и водой / Есть незримая Высшая связь», эксплицированная фразеологизмом есть связь, являющегося ключевым для декодирования данной информации.

В стихотворении «Вышел на берег я…» (с.312) автор одухотворяет речки, изображая их как страдающие живые существа, неотделимые от человека («Вы отдали себя, а во имя чего, мои речки?», «Мне такая ж судьба /уготована, милые речки»). Переплетение природных явлений и реалий человеческой жизни передает трагизм переживаний, связанных с состоянием природы. Традиционный прием художественного параллелизма обновлен индивидуально-авторским лексико-фразеологическим окружением: развернутой метафорой догорели берез восковые прозрачные свечки, фразеологической единицей отдали себя, неожиданными эпитетами ворон седой, вода заржавленная, смертельный порыв.

Только ворон седой

над водою заржавленной кружит.

Догорели берез восковые прозрачные свечки.

Вы отдали себя,

а во имя чего, мои речки?

Ваш смертельный порыв

и сегодня остался не понят.

Ну, а внуки мои

даже ваших названий не вспомнят.

Вышел на берег я

и гляжу на дела человечьи –

Мне такая ж судьба

уготована, милые речки.

Смысловой план «сильное чувство, несущее страдание и муку» обогащается в стихотворении за счет приращения смыслового оттенка «гибельность», которое реализуется на основе языковых единиц, расположенных в приведенном ряду по степени усиления интенсивности семантического признака: заржавленный, отдать себя (фразеологическая единица), смертельный порыв (в данном сочетании слов есть оттенок оксюморонности), метафоры «догорели берез восковые прозрачные свечки». Здесь вновь появляется образ ворона – предвестника смерти. Ворон кружит в ожидании гибели реки и человека.

Мотив беспокойства за судьбу природы в ряде стихотворений подчеркивается еще одним традиционно-поэтическим образом – образом лебедя, олицетворяющим светлое, положительное начало, красоту и гибнущим от рук охотников (стихотворение «Лебедь белая», с.355). В стихотворениях К. Скворцова образ лебедя иногда контекстуально противопоставлен образу ворона («Но что там? Ворон? Лебедь – впереди?» – сонет 113).

Смысловой план страдание / мука в составе семантического компонента «чувство глубокой любви к родине» в ряде стихотворений реализуется с помощью лексики различных тематических групп. Наиболее представленной является лексика тематических групп «Религия», «Животный и растительный мир», «Мироздание».

Тематическая группа «Религия» представлена языковыми единицами: Бог, Господь, Отче наш, крест, святой, колокол, церковь («Мне в мире места нет другого, / Здесь колыбель моя и крест» – «Тесьма», с. 284, «И мир пронизан светом и печалью. / И он доступен Богу одному» – «Дождь, предвещавший спелую траву…», с. 224, «Отче наш! / Над униженной русской державой / Опустила орлица два скорбных крыла» – «Мне снятся сны…», с. 164, «Под Новгородом, Юхновом и Ржевом / В церквах разбитых не звучит набат. / Лишь всхлипывает ветер, как блаженный, / Да вороны бесстыжие кричат» – «Под Новгородом, Юхновом и Ржевом», с. 174, «В облаках, / Раскачав купола /Всех соборов, церквей и вышек, / Безъязыкие колокола / Бьют тревогу» – «Сон», с. 89). В данной тематической группе отмечается употребление значительного количества фразеологических единиц: доступен Богу, Отче наш, как блаженный. Обращение к Богу передает беспокойство лирического субъекта о судьбе Родины, которое подчеркнуто лексемами разбитый, униженный, словосочетанием раскачав купола, метафорой всхлипывает ветер, а также оксюморонным выражением безъязыкие колокола бьют тревогу. Слово крест в данном контексте синонимично слову долг, что придает тексту дополнительный смысловой оттенок «верность Родине».

Тематическая группа «Животный и растительный мир» представлена языковыми единицами: лес, березы, осока, зверобой, хвощ, дятлы, белки, лоси, лиса («То не дятлы стучат – / то разносится вещий набат!..», «Лишь хребты да курумники / в сизом тумане рассвета / Прячут редких лосей / да заблудшую в горы лису» – «Вдоль продрогших дорог…», с. 252),

Тематическая группа «Мироздание» представлена языковыми единицами: мир, небо, облака, ветер, вершины, земля, река, долина, поля («Не узнаю заветных мест. / Пожухлые до срока / Поля, / Как кладбища чудес» – «Долину высушила тля…», с.55).

Любовь к Родине приносит не только страдание, это и глубокое, духовное чувство, дающее счастье. Привязанность к родной земле, ее природе вызывает положительные эмоции, дает человеку жизненные силы: «Ты все так же чаруешь, моя сторона, / И все так же грустишь камышинкой у ила», «Это значит: в затерянный скит / Мы вернемся, и нас исцелит / Мягче шелка и чище слезы / Золотая вода Лемезы» – «Лемеза», с. 317.

В этом чувстве к природе есть христианское начало, которое было сформулировано С. Франком: «Любовь есть радостное приятие и благословение всего живого и сущего, та открытость души, которая широко открывает свои объятия всякому проявлению бытия как такового, ощущает его божественный смысл» [Франк 411].

Смысловой план «глубокое, духовное чувство» проходит через все творчество поэта как следствие чувство глубокой привязанности к родной земле. В стихотворениях передано стремление сохранить в памяти и в сердце все, что связано с родными местами:

Скалы молча уходят в зенит.

Выпь сережкой ольховой звенит.

В небе цапля крылатой косой

Разрезает медовый настой.

Меж гранитных порушенных стел

Ели, как оперенья от стрел.

Тишина и вселенский покой.

Можно вечность потрогать рукой.

(«Баллада о Белой реке», с.297)

Привязанность к родной земле ярко выражена в стихотворении «Родина»:

Мне другая земля никогда не приснится

Потому, что в объятьях чужих городов

Я летаю во сне беспокойною птицей

Над вершинами сопок и сизых хребтов.

Потому, что осталась в распадках Урала

Та тропа, что из дома меня увела.

Потому, что певуньей была моя мама

И черемуха в детстве безумно цвела.

(«Родина», с. 316)

Смысловой план «глубокое, духовное чувство» рождается на основе метафор объятья чужих городов, вселенский покой, вечность потрогать рукой, звенит ольховой сережкой и др.

Смысловой план «глубокое, духовное чувство» пересекается со смысловым планом «святость чувства любви к Родине», который в ряде стихотворений эксплицирован текстовым синонимическим рядом белый, святой: «И, может быть, еще я пригожусь, /Когда пройдет вселенская разруха, /Осядут звезды тополиным пухом, /Святой и белой оставляя Русь» (сонет 104).

Любовь к Родине – одно из главных чувств, испытываемых поэтом: «С годами мы и опытней, и строже, / Но ничего нет Родины дороже!», «Золотая верста. /Конь крылатый над синею Русью, /Дорогие места — /Златоустье мое, Златоустье!..» – «Златоустье», с. 305.

Смысловой план «чувство глубокой привязанности к Родине, дающее счастье» выражен с помощью лексических средств дорогой, чаровать, исцелить, величье, великий, тишина, покой.

Со смысловым планом «глубокое, духовное чувство» связан мотив преемственности, ощущение связи с прошлым и будущим:

А нам не спится в этот час,

Чтоб, друг, когда не станет нас

Под небесами

Бил хариус под ивняком,

Играя сизым плавником,

По Юрюзани!..

(«По Юрюзани», с. 294)

Анализ стихотворений К. Скворцова, в которых наиболее ярко проявляется семантический компонент «чувство глубокой привязанности к Родине», позволяет выявить следующие смысловые планы в составе ключевого значения лексемы «любовь»:

– любовь к Родине – одно из основных чувств человека, оно духовно, свято;

– любовь к Родине предполагает участие в ее судьбе, осознание ответственности за нее, веру в ее будущее;

– негативные явления в жизни России вызывают страдание.

В процитированных и проанализированных в 3.3 стихотворениях поэта, а также в стихотворениях из сборника «Берег милый»: «Родина» (с.316), «Заблуждений великих пора…» (с.309), «Собирайся, сынок» (с.346), «Плач по матери» (с.167) – наблюдается взаимодействие, взаимопроникновение семантических компонентов «чувство склонности, привязанности к кому-либо, вытекающее из отношений близкого родства, дружбы, товарищества и т.п.» и «чувство глубокой привязанности к кому-, чему-либо»: «Мне казалось: даны на века / Эти мчащиеся облака, / Вместе с мамой на старом крыльце, / Со слезой на счастливом лице…», «Матери ласковый взгляд и нехитрое слово –/ Только они мне спасенье на этой земле. / Рушится, рушится, рушится мира основа. /Небо рассвечено вновь, а Россия во мгле», «Мне другая земля никогда не приснится / Потому, что в объятьях чужих городов / Я летаю во сне беспокойною птицей / Над вершинами сопок и сизых хребтов. /Потому, что осталась в распадках Урала / Та тропа, что из дома меня увела. /Потому, что певуньей была моя мама / И черемуха в детстве безумно цвела».

Взаимодействие, взаимопроникновение семантических компонентов подтверждается наличием общих смысловых планов (любовь – это глубокое, духовное чувство, чувство глубокой привязанности, чувство, приносящее и страдание, и счастье), а также рядом общих художественных образов (например, образы ворона и белой птицы – лебедя, образ пути) и языковых единиц, репрезентирующих указанные семантические компоненты.

§4 Семантический компонент
«чувство, основанное на половом влечении,
отношения двух лиц, взаимно связанных этим чувством»

В общечеловеческой картине мира любовь – межличностное чувство – включает в себя любое эмоциональное проявление положительного отношения к другому человеку, но под любовью обычно понимается любовь эротическая, наиболее поздняя разновидность любви [Воркачев 2004: 46], появившаяся в античную эпоху (философская концепция Платона). Эротическая любовь предполагает единство и гармонию физического и духовного начал в человеке, что отмечали в своих трудах все философы: Платон (Афродита земная и Афродита небесная), Декарт (благожелательная любовь и любовь-вожделение), Вл. Соловьев (любовь восходящая и любовь нисходящая), Н. Бердяев (любовь-эрос и любовь-каритас), Льюис (любовь-нужда и любовь-дар). О любви бескорыстной, дающей и не требующей взаимности, говорил апостол Павел: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий». Иоанн Златоуст противопоставлял «яму нечистот» (похоть) и «теплое чувство любви».

С.Г. Воркачев [Воркачев 2004: 80-81], глубоко исследовавший концепт «Любовь», отмечает, что «концептуальный анализ представлений о любви в той или иной сфере сознания направлен в первую очередь на выделение признаков в семантическом составе этого концепта и на установление их иерархии». Он выделяет в семантике концепта любви в целом признаки дефиниционные, позволяющие отличить это моральное чувство от смежных категорий (центральность предмета любви в аксиологической области любящего, уникальность этого предмета для него, бескорыстность его выбора), признаки энциклопедические (дефиниционно избыточные) и признаки импликативные, выводимые из дефиниционных. Однако, по мнению С.Г. Воркачева, более продуктивным со стороны выявления мировоззренческой и этнокультурной специфики будет объединение исследователем выделенных признаков в семантические блоки, формируемые на основе обобщений определенной степени абстрактности.

В логико-философских и психологических исследованиях, на которые ссылается С.Г. Воркачев [Воркачев 2004: 47], авторы стремятся выработать понятие «любви» как знание существенных признаков предмета (с точки зрения данной науки), совокупность которых совпадает с дефиниционной частью полного определения. Признаки избыточные составляют энциклопедическую часть понятия [Воркачев 2004: 48]. Основываясь на указанных исследованиях, мы воспроизведем индивидуально-авторскую картину концепта «Любовь» в лирике К. Скворцова.

Из дефиниционных признаков любви в лирике К. Скворцова присутствуют следующие:

1) уникальность, индивидуализированность предмета любви, уникальность чувства: «Любимая, как ждал я той минуты / Освобожденья от душевной смуты / Той женщиной, единственной в судьбе» – сонет 112, «Нет неба глубже твоего лица. / Твоим глазам единственным я верю» – сонет 139, «Вот мы снова вдвоём, / Снова любим – другим не чета» – «Говори, говори», с. 204;

2) центральность предмета любви в аксиологической области любящего: «Я – царь Любви» – сонет 34, «Быть женщиной в моей судьбе – / Жестоко это и не лестно, / Но лишь одной тебе известно:/Мое бессмертие в тебе!» – «Твое бессмертие во мне!», с. 213;

3) немотивированность выбора объекта, его беспричинность, непроизвольность: «Ночь / хорошая, звездная, / непонятная, как и ты» – «Ночь», с. 27; «У неба мы благоразумья просим, / Но все напрасно, сколько ни проси. […] Торжественна, пуглива и нежна, / Ступаешь ты ко мне, обнажена, / Туман пуховый тянется, как плед. / И солнца шелк с небес летит, скользя… «Остановись! – молю я. – Так нельзя!» / Но не подвластен разуму сонет» – сонет 18.

4) высокая оценка чувства любви: «Все царства пали, а Любовь жива» – сонет 43.

Экспликация перечисленных признаков любви осуществляется с помощью ключевого слова единственный в значении «неповторимый, уникальный»; лексемы непонятный, неподвластный; фразеологические единицы благоразумья просим, сколько ни проси представляют алогичность, необъяснимость чувства любви.

К энциклопедическим признакам в поэзии К. Скворцова относятся:

1) понимание любви как смыслообразующей составляющей человеческой жизни: «Все исчезнет, останется только любовь» – «Все проходит», с. 175, «Линия жизни моей так длинна нестерпимо, / что еще долго Любовь не отпустит меня» – «Линия жизни», с. 166, «Сотрутся рубежи, и рухнут троны – / Любовью сохранится белый свет» – сонет 19, «Пока ты влюблена, ты даль и птица. / Покуда я влюблен, дотоль – пророк» – сонет 27, «Все – маскарад. Все – тьмы и солнца сплав. / Под черной маской Жизни не признав, / Искать ее под белой – мало проку. / Она – в любви!..» – сонет 13;

2) стремление к близости и единению: «Давай сольем в одну две наши боли» – «Я знаю, и тебе сегодня плохо…», с.352;

3) таинственность и невыразимость: «Молчим. Ни слова о любви. / Доступна ль людям эта Тайна?» – «Виной всему глаза твои», с. 214;

4) самоотдача и готовность прощать, ответное понимание: «Я не был в жизни слабым никогда. / И все ж прошу, / коль грянут холода, / Любимая, укрой меня крылами» – сонет 113, «Я все твои желания исполню» – сонет 129, «Возьми здесь всё, / Что радует тебя… Оставь мне всё, / Что ранило тебя» – «Здесь все твое…», с. 30, «Когда ты будешь уходить/ (а это / всё равно случится), / пусть счастья огненная птица /расплещет крылья впереди!» – «Когда ты будешь уходить…», с. 223;

5) готовность к самопожертвованию: «…Она взошла уже не для меня… /но я живу тем отраженным светом» – «Смотрю на небо, словно в никуда», с. 241, «Мне знать бы только то, что ты жива. /Мне знать бы только, что любима ты» – «Серафим», с. 240;

6) связь любви с жизнью, их единство, невозможность существования без чувства любви: «Жить без любви не стоило труда. / Как мне теперь с такой любовью выжить?» – сонет 118, «Пусть молчать разумнее / О такой любви, / Ты мое безумие / Благослови!..» – «Молитва», с. 180, «В любви нас покидает разум» – сонет 40;

7) всесильность чувства: «Но любовь – это больше, чем смерть» – «Дует ветер судьбы к ноябрю…», с. 229, «Сотрутся рубежи, и рухнут троны – / Любовью сохранится белый свет» – сонет 19;

8) целомудренность: «О, колдовство / девичьих рук, / Колени, спрятанные пледом…» – с. 33;

9) желание блага любимому человеку: «И я шепчу: счастливого пути, / И пусть тебя ласкает теплый ветер. / Лети, как если б я тебя не встретил. /Лети, моя хорошая, лети!..» – «Чайка», с. 265.

Экспликация указанных признаков любви отличается афористичностью, положительной оценочностью, экспрессивностью.

Семантический компонент «чувство, основанное на половом влечении, отношения двух лиц, взаимно связанных этим чувством» складывается из нескольких смысловых планов:

– чувство, дающее счастье;

– сильное чувство, несущее страдание и муку;

– глубокое, духовное чувство.

Смысловой план «чувство, дающее счастье» ярко выражен в ряде стихотворений К. Скворцова. Любовь в них предстает как основа жизни («Жить без любви не стоило труда»), как награда («За что же мне сия награда?»). Любовь согревает мир, помогает преодолеть пространство и время, преобразовать несовершенный мир.

Смысловой план «чувство, дающее счастье» формируется на основе лексических единиц преданность, радость, восторг, счастье, свет, солнце, всесильный, светлый, восхищаться, милый (-ая), легкий, счастливый, теплый, беззаботный, чистый, ласковый, праздничный, озариться, царствовать, снежно (категория состояния), нежный, нежно, а также метафор любовный голод, вспышка огня, дышать любовью, дар Богов, солнечные соты, эликсир бессмертья, свеча, которые входят в ядерную зону выражения данного смыслового плана.

Для понимания любви как чувства, дающего счастье, оказываются значимыми традиционно-поэтические образы-символы: солнце, свет, пламя, огонь, свеча.

Счастье лирического субъекта подчеркивается образом солнца, который традиционно символизирует жизнь, свет, является источником высших духовных ценностей [Андреева 2001: 462 – 465]: «Я не ищу на солнце темных пятен…» (сонет 19). Свет является, по мнению Беркли, языком Бога [Андреева 2001: 443 –445], поэтому любовь, наполненная светом, становится символом красоты и святости чувств: «…я навек твоим пронизан светом, / Твоим дыханьем, именем твоим!..» (сонет 111).

Символом любви являются огонь, пламя, проявления солнечной стихии. У К. Скворцова метафорический образ пламени, подчеркивающий силу чувства любви, играет значительную роль: «Я обжигался пламенем твоим, / А сам горел, как тоненькая спичка» (сонет 111).

В православной традиции образ-символ свечи многофункционален. Он символизирует храм, очищение. Свеча сохраняет для человека живой огонь, поэтому может ставиться во здравие [Андреева 2001: 445-449]. В лирике К. Скворцова образ свечи словно освящает любовь лирического субъекта: «В белой церкви зари / Ставлю я золотую свечу… /» («Говори, говори!..»,с. 204), означает негасимый свет любви: «Ты уходила на далекий голос. / Я до сих пор свечи не погасил» («Свеча на затуманенном окне», с. 9). Но образ свечи в лирике К. Скворцова неоднозначен: с одной стороны, он участвует в формировании смыслового плана «чувство, дающее счастье», с другой стороны, он имеет определенное значение в формировании смыслового плана «сильное чувство, несущее страдание и муку».

В формировании смыслового плана «чувство, приносящее счастье» в идиостиле поэта определенную роль играет символический образ музыки как воплощения гармонии жизни, ощущения ее полноты, просветления души [Андреева 2001: 334]: «Лишь удивленные боги / взирали с Парнаса, /Как чья-то женщина /в дом мой слетала, как нимфа, / Мир наполняя чарующей музыкой вальса» («Было иль не было?», с. 267), «Ты — музыка, / как эти капли с крыш, / как дикий ветер, / пьющий одичало. / Когда / и нот / еще не знал Париж, / любимая, / ты на весь мир звучала!» («Я различал едва твои слова…», с. 211). Музыка сопровождает истинно любящих. Метафорический образ музыки, художественные сравнения как эти капли с крыш, как дикий ветер создают впечатление полноты жизни, наполненной любовью.

Любовь имеет и другую сторону, приносящую страдание и муку. Названный семантический план оказывается очень емким и разноплановым в лирике поэта. Поэтому значителен ряд семантических признаков, вербализуемых в лирике К.Скворцова, связанных

– с физическими и духовными страданиями («И, если любит этот человек, /Он страшно улыбается от боли» – сонет 133, «И не знает никто, что мы любим до боли, до крика» – «Заливные луга», с. 242, «Любовь тогда всесильна и крепка, / Когда она обожжена страданьем» – сонет 124, «Ты хочешь выплакать меня» – «Ты плачешь», с. 76),

– сомнениями («Со мною ты иль не со мной, / Не знаю…»,
с. 257),

– обманом и разочарованием («К тебе я еду сотни лет, /Но кто-то переводит стрелки» – «На станциях…», с. 32 , «Твою любовь успел отпеть я, /Тебя другими заслоня» – «Не забывай меня», с. 369),

– изменой («Теперь мне мир принадлежит. /И только ты одна – другому» – «О, колдовство девичьих рук…», с. 33),

– ощущением невозможности быть вместе, неизбежностью разлуки («Я срываю на росных лугах / Те цветы. Но куда с ними деться? / Хоть живу от тебя в двух шагах –/ В двух шагах торопливого сердца» – «Башмачки», с. 50, «Может быть, все, что мне в жизни отпущено, – / Это страдать, ожидая тебя» – «Ожидая тебя», с. 253, «Как жаждем мы с тобой одной судьбы / Хотя б на миг под этим вечным небом» – сонет 72, «Судьба моя то – вскачь, то – волоком…/ Но, видно, счастье мне одно: / Не обладать волшебным облаком, / А просто знать, что есть оно» – «Все ходим мы вокруг да около», с. 217).

Любовь приносит неизбежное одиночество («Дорогая моя, / ты о доле своей не жалей. / Одиночество всем нам / даровано Богом от века. / Это горько, я знаю. / И знаю, всего тяжелей, / Если крики души / не находят под небом ответа» – «Вьется птица над полем…», с. 234, «Я ухожу один. Ведь я – мужчина» – «Прощание», с. 258).

Любовь и связанная с ней душевная тоска, боль подчеркивается в разных стихотворениях ядерными лексемами боль, болеть, больной, крик, страданье, одиночество, ад, мучиться, ранить, тяжелый, безумный, плен, пленник, плакать, выплакать, одиночество, метафорами отпеть любовь («Твою любовь успел отпеть я, / Тебя другими заслоня» – «Не забывай меня», с. 369), крики души («…всего тяжелей, / Если крики души не находят под небом ответа» – «Вьется птица над полем…», с. 234), страсти ада («И я познал на горестной земле / Все страсти ада и восторги рая» – «Смотрю на небо, словно в никуда…», с.241), холода на сердце («Ударили на сердце холода» – «Три грации», с. 261), горький мед («Объятия твои – уступка воли. / Хмель поцелуев наших – горький мед» – сонет 40), укрыть крылами («Я не был в жизни слабым никогда / И все ж прошу, коль грянут холода, / Любимая, укрой меня крылами» – сонет 113), жестокий дар («Есть от любви единственное средство –/ Сама любовь – богов жестокий дар» – сонет 66), царственный обед любви («Так мы и ходим друг за другом следом, / Не встретившись за царственным обедом / Любви, опережавшей нас чуть-чуть!» – сонет 71). Сема «страдание» создается также с помощью оксюморонного сочетания слов страшно улыбается от боли, противопоставления краткий – вечный, близость – даль, единение – рознь.

Ярко представлено в стихотворениях К. Скворцова семантическое приращение «страдание из-за разлуки», которое формируется лексическими средствами ожидать, жаждать, страдать, обладать, безлюдье; метафорами в двух шагах торопливого сердца, на другом конце планеты,обозначающими эмоционально воспринимаемое расстояние между влюбленными, а также с помощью образа реки, который символизирует поток необратимого времени и, как следствие, потери, разлуку [Андреева 2001: 416]: «Я – к тебе, я – к тебе, / А река все относит, относит» – «Есть такой островок»,
с. 340).

Метафорический образ оковы – традиционный для русской литературы – символизирует любовь, наполненную страданиями. Однако в лирике К.Скворцова этот образ обогащается новым содержанием: оковы любви лирический герой воспринимает как благо, спасение («Скорей, скорей / К женщине в горячие оковы!» – «Ты прости…», с. 195).

Как показывает проведенный анализ лирики К. Скворцова, смысловой план «чувство, несущее страдание и муку» оказывается ведущим в семантическом компоненте «чувство, основанное на половом влечении, отношения двух лиц, взаимно связанных этим чувством» и дополняется семантическими приращениями «страдание из-за разлуки», «неразделенная любовь».

Семантическое приращение «неразделенная любовь» выражается лексемами возмечтал, взаимное (чувство), фразеологическим выражением сердце не отпустит и индивидуально-авторским образом старого влюбленного шута («На старого влюбленного шута, / Что возмечтал вдруг о взаимном чувстве, / Похож я» – сонет 111). Но муки неразделенной любви лирический герой несет сам, не обвиняя любимую: «Не кайся, ты права, / Что не пришла». Необходимо подчеркнуть, что в стихотворении «Прощание» лирический герой предпочитает одиночество страданию, верит в духовное возрождение, что подчеркивается образом месяц молодой: «К чему слова, когда зовет пучина / И чайка, словно ворон, над водой. / Я ухожу один. Ведь я – мужчина. / На небо всходит месяц молодой» («Прощание», с. 258).

Лирический герой уверен в необходимости полноценной духовной жизни, поэтому безответная любовь не становится роковой: «При обстоятельствах любых / мне легким было расставанье. / Я знал, / что лечит расстоянье / от всех превратностей судьбы» («При обстоятельствах любых…», с. 201).

Примечательно, что в поэзии К. Скворцова страдание соединено с ощущением счастья («И я познал на горестной земле / Все страсти ада и восторги рая» – «Смотрю на небо, словно в никуда…», с. 241, «И ты одна – небесное блаженство / и все земные горести мои» – сонет 135, «Ты любила и мучилась враз. / Без любви разве мучиться лучше?» – сонет 140), что подчеркивается антонимическими парами страсти ада – восторги ада, небесное блаженство – земные горести. Любовь дает возможность человеку испытать весь спектр состояний, эмоций и переживаний. Любовь может вызывать

– эйфорию («Осталась вечность за спиной и только этот миг восторга!» – «Виной всему глаза твои», с. 214),

– грусть («Что я тебе оставил, кроме ран?» – сонет 80, «Мы жить с тобой, любимая, устали…» – сонет 73),

– бессонницу («Мне за твои зеленые глаза /Не расплатиться золотом бессонниц!..» – сонет 124),

– неуверенность («Ты здесь, со мною, и не знаю, где ты! /Но мы с тобой друг другом обогреты, /Пусть ни реки меж нами, ни моста!.. » – сонет 86),

– страх («Но сколько счастье это будет длиться?» – сонет 26),

– боль («Мы в щедрости своей легко, невольно / Такой друг друга одарили болью, /Что нам не нужен дней былых восторг!..» – сонет 108).

Любовь, даже несчастливая, сложная, является источником самой жизни («Ты хочешь выплакать меня / И, наконец, / Расставить точки… / А он стучит, / Тех слез источник, /Печаля, /радуя, / пьяня!..» – «Ты плачешь», с. 76), источником счастья («Мы счастливее всех / в этом поезде жизни летящем, / Если даже Судьба / и растащит по разным купе» – «Заливные луга…», с. 242). В. Розанов писал о значении любви в духовной жизни человека: «Больше любви: больше любви, дайте любви. Я задыхаюсь в холоде» (с.142). Ощущение холода в отсутствии любви ярко выражено и в стихотворении «Три грации» и в сонете 113 К. Скворцова: «Ударили на сердце холода», «И все ж прошу, коль грянут холода, / Любимая, укрой меня крылами». Метафоры ударили на сердце холода, грянут холода выражают значения: 1) «иссякло чувство, появилось охлаждение чувств», 2) «в жизни лирического героя появились трудности».

Лирического героя не покидает надежда на лучшее, даже в трудные моменты он благодарен любимой и надеется на счастье («Собирайтесь же, лебеди, в белые-белые стаи. / Осыпайте любимую женщину / белым дождем. / Поезд жизни летит, /но однажды он все-таки встанет. / И мы, за руки взявшись, / на станции тихо сойдем… » – «Заливные луга…», с. 242). Здесь появляется традиционный для К. Скворцова белый цвет, символизирующий чистоту и святость чувства.

В поэзии К.Скворцова любовь противоречива: «Как боги любим, а живем как люди…» (сонет 1), «Крикливо сердце, но беззвучен рот» (сонет 46).

В осмыслении любви как сложного чувства, приносящего и счастье, и страдание, большую роль играют

– лексические антонимы: ад – рай, земной – небесный, боги – люди, вечность – миг/мгновенье, ничтожный – возвышенный, ничтожный – великий, на миг – на века, ангел – бес, радость – горе, верность – измена;

– контекстные антонимы: страсти – восторги («И я познал на горестной земле /Все страсти ада и восторги рая» – «Смотрю на небо, словно в никуда…», с.241), небесное блаженство – земные горести («…И ты одна — небесное блаженство / И все земные горести мои» – сонет 135), безответный – ответный («Жестока безответная любовь, ответная любовь ещё жесточе» – сонет 111), черный – ослепительный («…знаем только мы, какими чёрными бывают дни, какими ослепительными – ночи» – сонет 111), крикливый – беззвучный («Крикливо сердце, но беззвучен рот» – сонет 1), жить – маяться («Как мне жить, а не маяться…» – «Горько…»), преданность – предательство («Прости мне преданность мою, она – предательство моё» – «Качался колокол судьбы…»), любовь – блуд («Кто не живет в любви, живет во блуде» – сонет 3), жить – выжить («Жить без любви не стоило труда. Как мне теперь с такой любовью выжить?!» – сонет 118).

В лексической системе К. Скворцова представлены все функции антонимов, которые раскрываются в различных контекстах:

– противопоставление («Как боги, любим, а живем, как люди» – сонет 1),

– взаимоисключение («Кто ты, поэт: радость той женщины иль беспросветное горе?» – сонет 123),

– чередование («С одною я воистину ничтожен, с другою – и возвышен, и велик» – «Мне рано жизни подводить итог…», с. 197),

– превращение одной противоположности в другую («Прости мне преданность мою, она предательство мое» – «Качался колокол судьбы…», с. 67).

Антонимы помогают передать богатство и неоднозначность переживаний и состояний лирического героя.

Этой же цели служат метафоры золото бессонниц, поезд жизни летящий, белый дождь, бокал Любви, оксюморон одарить болью и традиционно-поэтические и мифологические образы река, лебедь.

Таким образом, любовь для лирического субъекта – это чувство, являющееся источником положительных эмоций и одновременно приносящее страдание, что ярко представлено метафорой богов жестокий дар. Тем не менее любовь составляет основу человеческого существования («Жить без любви не стоило труда» – сонет 118, «Все царства пали, а Любовь жива» – сонет 43).

В поэзии К. Скворцова любовь имеет божественную предопределенность: «Меж нами сорок зим и сорок лет. /Над нами неба высь и Божья воля» – сонет 16, «Господь послал тебя…» – «Чайка», с. 265. Чувство любви в поэзии Скворцова духовно, свято («Есть Бог, и есть Любовь»). Поэтому в лирике К. Скворцова лексемы, относящиеся к тематической группе «Религия», представлены в значительном количестве. Наиболее частотны лексемы Бог, божий, святой, колокол, церковь, храм, Святая Матерь, молитва, обвенчать, ангел.

Представление о любви как о чувстве высоком, одухотворенном, освященном небесами, передано с помощью метафоры белая церковь зари («В белой церкви зари /Добрый случай и нас обвенчал» – «Уходили следы…», с. 204)

Физическая сторона любви сливается с духовной, и трудно между ними любви провести грань («Любовь им движет или естество? Ответа нет» – сонет 94). В формировании семы «духовное чувство» участвуют лексемы, обозначающие цвета: белый, синий, голубой. Символика этих цветов восходит к священным книгам и обозначает чистоту, совершенство, невинность души, чистоту, святость («Ты так стремишься ввысь / и все увидишь / под собою – / все – белое, / все – голубое…» – «Когда ты будешь уходить…», с. 223).

Смысловой план «страстное чувство» предстает во многих стихотворениях поэта («В моих объятьях вновь / На миг зарделась ты» – «Не помню, хоть убей», с. 79, «Неужто страсти огненным мечом / Не быть сраженным мне, как в поединке…» – «Неужто – все?», с. 244). Он формируется с помощью лексических средств, обозначающих проявления страсти (объятья, поцелуй, страсть, грудь, губы, обнаженный).

Образ любви-страсти создается с помощью метафор, связанных с образом огня (поцелуй горит, страсти огненным мечом, вспышка огня, огонь любви).

Чувство любви в лирике К.Скворцова гиперболизируется: преувеличивается способность любить, сила любви, которая связывается со смертью, с безумием («Но Любовь – это больше, чем Смерть» – «Дует ветер судьбы к ноябрю…», с. 229, «Пусть молчать разумнее / О такой любви, / Ты мое безумие / Благослови!..» – «Молитва», с.280).

В лирике Скворцова значительную роль играет образ пути. В мифологии дорога, путь являются символами страдания, боли, разлуки, судьбы. Этот образ широко распространен в лирике К. Скворцова («С днем каждым от тебя я дальше, /А к небу всё короче путь» – «Средь слов безумных и обмолвок…», с. 279). Показательно сопоставление представлений о пути в русской мифологии и в лирике К. Скворцова. Можно отметить много общего:

1) путь является символом страдания, боли («Нам игры наши удались, /Но жизни путь тернист и сложен» – «Игра», с. 256),

2) путь ассоциируется с разлукой («Наш путь по земле невелик и весь состоит из разлук» – «Немало объехал я стран…», с. 278),

3) путь связан с судьбой человека («Но путь мой предрешен» – сонет 149).

В то же время К. Скворцов – поэт реальной жизни, современного мира, и он переосмысливает этот образ. У К. Скворцова образы пути и дороги обозначают также жизненный выбор («Здесь три пути берут начало, /И каждый благость вам дарит», «Ведут от камня три дороги» – «Три дороги», с. 170), жизненный путь («Над нами — Бог, пред нами — путь. /И посох мой — любовь и слово» – «Средь гор крылатых Златоуста…», с. 308), все пережитое («Все дороги шрамами /Полегли на мое лицо» – с. 68). В отличие от фольклорного наполнения образа пути, у К.Скворцова путь не всегда ассоциируется со страданием («И пусть конечен путь, /Но бесконечен круг!..» – «Мои календари», с. 251). Образ пути тесно связан с перепутьем, означающим необходимость сделать жизненный выбор («Перепутья судеб, / Перепутья дорог…» – «Сирень», с. 333)

Героиня лирики К. Скворцова не наделена конкретными чертами. Для ее описания поэт широко использует метафоры: целебных губ невинный подорожник; шальные руки; словно перья лебединые, так шаги твои легки. Свеча, луна, туманное утро, музыка, белая церковь зари – вот те поэтические образы, которые с ней связаны. Л.И. Стрелец [Стрелец 2003: 351] отмечает: «Невольно возникают ассоциации с блоковским звучанием этой темы (масштаб подчиненности творчества поэта этой теме тоже поистине блоковский), с образами Грина:

О, сколько прокатилось зыбких дней!

Меж нами только лунная дорожка.

И кажется: вот-вот, совсем немножко,

И по волнам ты прибежишь ко мне»

(«Острова», с. 269)

Анализ семантических компонентов (признаков), входящих в состав концепта «любовь» и вербализуемых в лирике К. Скворцова, позволяет более полно познать данный концепт и сделать вывод о том, что в исследуемых нами произведениях поэта отражение общечеловеческих эмоций получает уникальность, неповторимость (таблица 2). У К. Скворцова наиболее значимыми являются признаки, связанные с высокой оценкой чувства любви, ее ценностью, святостью, жертвенностью, самоотдачей, готовностью к самопожертвованию, ответственностью. Любовь является одной из главных человеческих ценностей, она вызывает чувство счастья, эйфорию, ощущение защищённости, пробуждает надежды. С другой стороны, любовь может вызывать страдание, страх, боль, грусть. Чувственный компонент в любви также присутствует, он является источником как положительных, так и отрицательных эмоций. На первом месте в лирике К. Скворцова находятся признаки, связанные с гуманистической составляющей любви.

Анализ семантических признаков концепта «Любовь», вербализуемых в лирике К. Скворцова, позволяет сделать вывод о том, что только треть из них связана с положительными началами любви (признание всесильности, духовности, высокой ценности чувства, его смыслообразующей роли в жизни человека, счастье, защищённость, надежда, желание блага и др.). Большая часть из них реализует другие стороны любви: физические и духовные страдания, обман, предательство, разобщенность, разочарование, одиночество, разлука (таблица 2).

Таблица 2

Семантические компоненты концепта «Любовь»
в лирике К. Скворцова

Семантический компонент	Смысловые планы
1	2
1. Чувство склонности, привязанности к кому-либо, вытекающее из чувства дружбы, товарищества	1. Братство, искренняя привязанность
2. Страдание
3. Разлука
4. Предательство
6. Разобщенность
7. Счастье
8. Забота
9. Доброта
10. Защищенность
11. Вина
2. Чувство склонности, привязанности к кому-либо, вытекающее из отношений близкого родства	1. Забота
2. Защищенность
3. Вина
4. Жертвенность

Продолжение таблицы 2

1	2
	5. Счастье
3. Чувство глубокой привязанности к Родине	1. Страдание
2. Ответственность
3. Надежда
4. Счастье
4. Чувство, основанное на половом влечении, отношения двух людей, связанных этим чувством	Уникальность и ценность чувства
Высокая оценка чувства
Всесильность чувства
Желание блага любимой
Смысл жизни
Духовность/святость
Счастье
Одиночество, разлука
Чувственность
Грусть, боль, страдание
Обман/разочарование, измена
Противоречивость

§5 Семантические компоненты концепта
«Любовь» в драматургических произведениях К. Скворцова

Чувственная картина внутреннего мира подвергается вербальному переосмыслению в зависимости от предметного мира, отраженного в сознании человека. Чувства не изменяются с течением времени (на протяжении многих тысячелетий человек испытывал любовь, нежность, ревность и т.д.), но их языковой код видоизменяется вместе с семантическим переосмыслением семантической интерпретации смыслов понятия. Различные чувства по-разному охватываются языковым сознанием каждого этноса и по-разному же интерпретируются самим языком. Изменения признаковых характеристик понятия «любовь» находит свое выражение в разных образно-ассоциативных связях внешнего мира и его восприятия отдельным социумом.

Различные семантические компоненты концепта «Любовь» ярко обнаруживают себя в драматургии К. Скворцова, особенно в пьесах, написанных в 2002 – 2007 гг.: «Георгий Победоносец», «Константин Великий», «Иоанн Златоуст». Эти пьесы посвящены страницам драматической истории христианства. В основе конфликта каждой драмы лежит столкновение молодого христианства с ослабевшей античностью, исповедующей язычество. Христианство предстает в пьесах как утверждение высших принципов духовности, язычество – как средоточие разврата, похоти, вражды, ненависти, предательства. Противостояние христианства и язычества соотнесено с двумя полюсами – христианской любви и добра, с одной стороны, и ненависти и зла – с другой. В центре внимания автора – человеческая душа, столкновение духа и плоти, правды земной и правды небесной. Именно это столкновение определяет внутренние конфликты пьес, в рамках которых концепт «Любовь» обретает иные, чем в лирических произведениях поэта, смысловые планы. Это любовь Божия.

Анализ смысловых составляющих концепта «Любовь» на материале вышеназванных пьес показывает, что чувства незначительно меняются с течением времени, не зависят от этнических особенностей. К подобным выводам приходит Л.Н.Чурилина: «…многогранность чувства любви не является принадлежностью исключительно русского национального сознания и имеет глубокие общечеловеческие корни» [Чурилина 2002: 48].

К. Скворцов в указанных выше пьесах реализует лишь отдельные семантические компоненты слова «любовь». В пьесах наиболее актуальными оказались следующие семантические компоненты:

1) чувство, основанное на половом влечении, отношения двух людей, связанных этим чувством;

2) любовь Божия (христианская), общечеловеческая.

Семантический компонент «чувство, основанное на половом влечении, отношения двух людей, связанных этим чувством» складывается из различных смысловых планов:

любовь – чувство земное, грешное,
любовь – чувство высокое, духовное.

Рассмотрим смысловой план «любовь – чувство земное, грешное». Георгий Победоносец (пьеса «Георгий Победоносец») восклицает, обращаясь к Александре:

Есть власть Любви — единственная власть.

И как мне в искушение не впасть,

Когда все время в мыслях ты со мной

И меч возмездья поднят за спиной.

(Акт 3, картина 1)

Александра также испытывает к Георгию земное чувство:

Как он бывает нежен,

Когда касается моих ресниц…

(Акт 1, картина 4)

В этом фрагменте речь идет о любви мужчины и женщины, о чувстве земном и грешном, ведь Александра – жена императора Диоклетиана.

Языковыми средствами выражения данного смыслового компонента являются фразеологема впасть в искушение, метафора власть любви.

Но любовь одновременно является чувством высоким, духовным, так как Георгия связывают с Александрой узы иной любви – любви к Богу и к человеку:

Меня любовью испытует Бог.

И встречи одиночеству сродни,

Ведь только в мыслях мы с тобой одни.

Одни в святом, невидимом чертоге,

Едины в Духе и едины в Боге.

(Акт 1, картина 4)

Для Александры чувство любви тоже становится высоким, одухотворенным: «Мы столько счастья в небе испытали…» (акт 1, картина 4). Георгию и Александре не суждено быть вместе на земле. «Единые душой всегда в разлуке», – горестно говорит Александра (действие 3, картина 1). Но те, чья любовь выше земных утех, те, которым Всевышний дал «близость душ», испытают счастье «в небе», где «души и сольются» (акт 3, картина 1).

Противоречивость чувства любви, победа духовного начала над физическим, земным отражена лексическими средствами: искушение, власть Любви – святой чертог, едины в Духе, едины в Боге, испытует любовью, небо, ближний.

Семантический компонент «любовь Божия, (христианская), общечеловеческая» связан с образами Диоклетиана, Александры, Георгия.

Чувство любви к ближнему непонятно императору Диоклетиану – язычнику. В ответ на призывы Георгия: «Полюби врага!», «Так разорви Круг ненависти!» – Диоклетиан отвечает: «Любить врага?.. Ведь он не человек» (акт 1, картина 1). Когда Александра говорит о любви к ближнему:

В чем моя вина?

Не в том ли, кесарь, что, вставая рано,

Я бедным людям исцеляла раны

И приносила воду к изголовью,

Что воспылала к ближнему любовью?

(Акт 3, картина 2)

Диоклетиан воспринимает это как измену, признание в неверности: «Твою вину /Своим мечом загладит мой палач» (акт 3, картина 2).

Любовь в христианском понимании – это сострадание, умение понимать, прощать, вера в человека. Контекстуальным синонимом понятия христианская любовь оказывается понятие свет. Это свет веры, истины, искра Божия человеческой души, источник жизни и любви: «Все любящие живы этим Светом». Мотив света становится ключевым в пьесе. Фантастическим сиянием окутаны в ночной тьме Александра и Георгий:

Вокруг Георгия и Александры

возникает свечение.

АЛЕКСАНДРА

Откуда этот свет?

Не наступило ль среди ночи утро?

ГЕОРГИЙ

Все в мире незатейливо и мудро.

Ты шла в темницу, Бога возлюбя,—

Свет Истины исходит от тебя.

(Акт 3, картина 1)

В золотом сиянии спускается с небес ангел, спасая Георгия. Слова Свет и Любовь часто стоят рядом в пьесе и пишутся с большой буквы. В финальных, особо значимых словах пьесы Георгий, которому даровано бессмертие, объясняет, почему он снова и снова приходит в мир, «где ничто не вечно»: его миссия – спасти тлеющую в душе человека искру Божию.

…Она горит

Едва-едва на дне великой Тайны.

Укрой огонь от ветра и узнай,

Как в мире этом все преобразится,

Как свет зари прольется по долинам,

Пронзит лучами небо… И взойдет

Великое, немеркнущее Солнце.

И этот Свет есть Бог

И есть Любовь.

(эпилог)

Свету христианской любви противопоставлена тьма, которая царит в душах язычников. Образ тьмы многозначен. Это смерть («путь во тьму»), это темница, в которую заключен Георгий («Здесь сыро и темно»), это и темница души, в которую не проникает луч христианской любви, это «глухая тьма», в которую погружен мир, небесная завеса («Нас скроет тьма, и небо не предаст»).

Оппозиция свет – тьма находит свое вербальное выражение в следующих языковых единицах: свет, Солнце, небо, немеркнущий, огонь, заря, лучи, свет Истины, искра, утро — с одной стороны и тьма, темница, «ночь», сырой — с другой стороны.

Свету христианской любви противопоставлено пламя страсти. Это противопоставление связано с образом Гипатии, жены цезаря Констанция. Гипатия – земная женщина, охваченная страстью, ставящая ее выше духовных устремлений, что отражено в приведенном ниже фрагменте:

ГЕОРГИЙ

Святой Ливан — земля моих отцов!

ГИПАТИЯ

Твои родители — твоя отрада.

Я — женщина! И мне другое надо!

(Действие 1, картина 2)

Поэт сталкивает позиции Гипатии и Георгия:

ГИПАТИЯ

Но ум твердит одно, другое — тело.

Кого из них мне слушать?

ГЕОРГИЙ

А – душа?

(Действие 1, картина 2)

Драматург сопоставляет разные смыслы слова любовь, поставив рядом реплики Гипатии и Георгия:

ГИПАТИЯ

Пойми же наконец – любовь бесценна.

ГЕОРГИЙ

Но не тебе учить, что есть Любовь.

(Действие 1, картина 2)

Роль ключевых слов в выражении противопоставления духовной и плотской любви играют антонимические пары: ум – тело, ум – душа, любовь – Любовь.

Мятущаяся душа Константина (пьеса «Константин Великий») – это тоже поле битвы между Любовью и любовью, между духом и плотью, между ангелом и демоном, между светом и тьмой. Так об этом говорит мать Константина, Елена:

Хранить тебя приставлен небом ангел

Всеведущий. Но есть и враг Христа,

Есть демон. Он растлитель естества.

Мятущуюся душу возлюбя,

Он, словно пёс, дерётся за тебя.

Кому предашься ты – тот и сильнее.

Но каждый раз, доминус, ты в сомненье,

Поскольку, как о них ни рассуди,

Бесплотен Дух, а демон во плоти,

С вином, объятьями и речью праздной.

Слаб человек, чтоб отвергать соблазны.

(Акт 3, картина 3)

«Человеческая душа несовершенна, и любовь обречена бороться в душе человека с противоположными ей злыми, плотскими, обособляющими страстями …», – так определяет противоречивость любви С. Франк [Франк 1991: 405]. Два пересекающихся на небе луча, образующие крест, говорят о выборе Георгия, сделанных в пользу Духа.

Доминирующее положение в ряду лексических единиц, репрезентирующих данный смысловой план, являются лексические единицы, употребленные в метафорическом значении: враг Христа, растлитель естества, Крест Любви, животворящий крест, антонимические пары: дух – демон, ангел – враг Христа, крест – нож, жизнь — смерть.

В драме «Константин Великий» смысловое поле концепта «Любовь» расширяется. Семантический компонент «любовь – чувство христианское, общечеловеческое» имеет семантическое приращение «страдание». Христианская любовь часто требует от человека мужества, самопожертвования, что связано со страданием. Для понимания чувства христианской любви очень важен образ Животворящего Креста, в котором соединяются Жизнь и Смерть, страдание и спасение («…этот Крест из золотой оливы – Страданья наши и спасенье» –действие 1, картина 2). Распятие и муки, принятые Христом из любви к ближнему, несут спасение миру и каждому человеку («Не жди от Смерти благостных вестей. Спасение в творящем жизнь Кресте» – действие 1, картина 3).

Семантическое приращение «страдание» связано с образами Константина и его матери Елены. Мать благословляет сына на служение Богу. Понимая, что это может быть связано с жертвами, страданием, мать старается подготовить к этому сына, поддержать его. Для понимания жертвенности христианской любви большое значение имеет индивидуально-авторский образ гвоздей, которые мать приносит сыну на блюде:

ЕЛЕНА

Переменился свет, но гвозди те же.

Не уповай на эти перемены,

Грехи людские будут неизменны.

Творя Добро, готовым будь принять

Страдания как Божью благодать.

И ничего нет в мире этом выше.

С тобою Крест Святый. Сим победиши!

(Действие 3, картина 4)

Семантическое приращение «страдание» воплощено также в необычной метафоре, которую создает драматург и которую мы встречали в лирике, – Крест Любви. Альтернативой Кресту является нож («Я ждал Тебя… Откуда этот страх? /Что там, в твоих неведомых мирах? /Что ты вознёс над миром: крест иль нож?» – действие 2, картина 5). Предательский нож обнажает Максимиан, чтобы свести счеты с Константином, замахивается ножом Фавста, чтобы убить своего пасынка, сына Константина. Но «жизнь сильнее смерти».

В драме «Иоанн Златоуст» Константин Скворцов обращается к тому времени, когда христианство уже победило, но язычество еще не изжито.

Как и в пьесе «Константин Великий», в пьесе «Иоанн Златоуст» для героя первоначальным толчком к принятию христианства является любовь к женщине. Для Константина это любовь к Минервине, для Иоанна – к Олимпиаде. Иоанну и Олимпиаде, соединенным духовным чувством, не суждено быть вместе, и Иоанн решается:

Мне все равно… А я желаю страстно

Постичь иное время и пространство,

И, вас не восхваляя, не браня,

Любовью жить иной… Крести меня!

(книга 2.1)

Этих героев, так же как и Георгия и Минервину, объединит чувство Небесной Любви.

В пьесе «Иоанн Златоуст» ярко представлено семантическое приращение «жертвенность любви». Невозможность быть вместе с любимой из-за принятия монашеского сана Иоанн считает «подвигом», для которого потребуется сильная душа и любомудрый ум, а также глубокая вера в Бога («Иоанн Златоуст», книга 2, картина 2). Жертвенный венец – это свет, и поэтому сама жертва приносит любящему не только страдание, но и утешение, хотя Иоанн испытывает глубокие переживания, которые выражает цитатой апостола Павла: «Не говорил любви питомец Павел: / «Разлучены», «отделены», «расставшись»…/ Он выразил страдание души /Божественным: «ОТ ВАС ОСИРОТЕВШИ» (книга 2.6). Синонимический ряд разлучены, отделены, «расставшись», от вас осиротевши создает градацию, усиливающую смысловой компонент «страдание из-за разлуки».

«Христианское отношение к любви есть отношение «открытое», преодолевающее все человеческие ограничения. «Ближним» оказывается не соплеменник, не единоверец, а, напротив, иноплеменник, инаковерующий. Любовь обнаруживается как сила, превозмогающая естественное человеку как природному существу различение между «своим» и «чужим», «другом» и «врагом». […]Любовь в христианском смысле этого понятия означает преодоление групповой замкнутости; в ней все люди как таковые признаются братьями, членами единой вселенской семьи, детьми единого Отца», – пишет С. Франк [Франк 1991: 415] Именно поэтому Иоанн спасает в стенах храма своего врага, «инаковерца» Евтропия. Храм становится защитой «не-ближнему», что позволяет Иоанну говорить о силе церкви и ее любви.

Таким образом, концепт «Любовь» в драматических поэмах К. Скворцова наиболее ярко выражен следующими семантическими составляющими:

1) чувство, основанное на половом влечении, отношения двух людей, связанных этим чувством;

2) любовь Божия (христианская), общечеловеческая.

Для выражения этих семантических компонентов особенно важными становятся образы Креста, Животворящего Креста, света, Солнца, метафоры страдание души, Власть Любви, святой чертог, едины в Духе, едины в Боге. В пьесах превалирует лексика тематической группы «Религия» и религиозные термины, поэтому доминирующей составляющей в них является идея христианская, идея единения в Боге.

***

В концепте «Любовь» в творчестве К.Скворцова выделяются 4 семантических компонента, отражающие богатство и неоднозначность любовного чувства: 1) чувство склонности, привязанности к кому-либо, вытекающее из отношений близкого родства, дружбы, товарищества и т.п.; 2) чувство глубокой привязанности к кому-, чему-либо; 3) чувство, основанное на половом влечении, отношения двух лиц, взаимно связанных этим чувством; 4) любовь – это чувство Божеское.

Главным дефиниционным признаком концепта «любовь» является «ценность чувства в аксиологической области любящего». Объект любви представляет собой положительную ценность, в системе ценностей человека занимает центральное место. Любовь не мотивирована какими-либо рациональными причинами, основаниями, при этом субъект ощущает незаменимость объекта своего чувства. Любовь обладает смыслосозидающей функцией, то есть является сутью бытия человека. К Скворцов выделяет любовь христианскую, что является неотъемлемой частью концепта «Любовь». Любовь является источником сильных эмоций, имеющих различную эмоциональную окраску.

Любовь – чувство противоречивое, приносящее и счастье, и страдание, сочетающее в себе одновременно и духовное, и телесное начало. В дружбе преобладает духовное.

Многогранность чувства любви не является принадлежностью исключительно концептуальной сферы поэта, она имеет глубокие общечеловеческие корни. В рассматриваемом концепте сосредоточены общенародные, общекультурные представления о любви. У К. Скворцова утверждается приоритет духовного начала в любви, что размывает границы между любовью к Родине, к друзьям, к семье. Все указанные выше концептуальные признаки: 1) чувство склонности, привязанности к кому-либо, вытекающее из отношений близкого родства, дружбы, товарищества и т.п.; 2) чувство глубокой привязанности к кому-, чему-либо; 3) чувство, основанное на половом влечении, отношения двух лиц, взаимно связанных этим чувством; 4) любовь – это чувство Божеское – в лирике К. Скворцова сливаются, на что указывает то, что образы Матери, Любимой, Родины часто содействуют в рамках текста, становятся единым целым.

В результате личностный концепт «Любовь» в творчестве К. Скворцова предстает как многомерное образование, тем не менее представляющее собой нечто цельное, отличающееся структурной однородностью. В нем принципиально не разграничиваются аспекты любви, что является отличительной чертой личностного концепта «Любовь».

Все смысловые планы указанных выше семантических компонентов взаимосвязаны, что подтверждается наличием ряда общих образов: традиционно-поэтических (волки, коршун-птица, колодец, солнце, свет, дорога, оковы и др.), мифологических (лебедь, ворон, огонь, путь, река и др.), индивидуально-авторских (веселые волки, гнезда потерь, тонкая наледь памяти, белая церковь зари и др.), образов-символов (память, солнце, свет и др.)

В образовании отдельных смысловых планов семантических компонентов концепта «Любовь» принимают участие языковые единицы, относящиеся к разным тематическим группам. Взаимосвязь смысловых планов усиливается тем, что языковые единицы одних и тех же тематических групп в ряде случаев репрезентируют различные смысловые комплексы.

В драматургических произведениях К. Скворцова наиболее актуальными оказались следующие семантические компоненты: 1) чувство, основанное на половом влечении, отношения двух людей, связанных этим чувством; 2) любовь Божия (христианская), общечеловеческая. В драматургических произведениях «Константин Великий» смысловое поле концепта «Любовь» расширяется: в пьесе «Константин Великий» семантический компонент «любовь – чувство христианское, общечеловеческое» имеет семантическое приращение «страдание», в пьесе «Иоанн Златоуст» ярко представлено семантическое приращение «жертвенность любви». Все смысловые планы этих семантических компонентов взаимосвязаны, о чем свидетельствует наличие общих образов: Животворящего Креста, света, Солнца.

Глава 3. Языковая репрезентация концепта
«Любовь»

§1. Лексико-семантические поля,
соотносимые с концептом «Любовь»,
и их вербальное выражение

Описание концепта «Любовь» в поэзии К. Скворцова проводилось на основе выявления лексико-семантических полей, соотнесенных с данным концептом, лексических средств экспликации связи соотносимых с лексико-семантическим полем «Любовь» лексико-семантических полей.

Соотнесенность лексико-семантических полей, являющихся средствами выражения различных концептов, объясняется тем, что концепты не существуют изолированно, они отличаются многоплановостью, объемностью, размытостью границ, что ведет к взаимопроникновению лексических пластов. По мнению Л.Н. Чурилиной, своеобразие индивидуального концепта определяется смысловыми связями в рамках картины мира [Чурилина 2002: 69]. Поэтому необходимо выделить самые устойчивые связи, рассмотреть лексический состав соотносимых с рассматриваемым концептом лексико-семантических полей.

Соотнесенность лексико-семантического поля«Любовь» с целым рядом других полей, имеющих непосредственное отношение как к эмоциональной сфере человека, так и к сфере межличностных отношений в целом, выявлена нами на основе анализа репрезентантов поля концепта «Любовь» в произведениях К. Скворцова и лексического материала, представленного в словаре «Концептосфера внутреннего мира человека в русском языке» В.И. Убийко [Убийко 1998].

Выделим в лирике К. Скворцова лексико-семантические поля, соотносимые с полем «Любовь», и лексические средства их экспликации. В зоне нашего внимания оказались содержательно богатые языковые единицы, важные для образной и качественной характеристики поэтических объектов лирики, для выражения авторской оценки.

Лексико-семантическое поле «Бессмертие»

Связь лексико-семантического поля «Любовь» с полем «Бессмертие» выражает главное свойство любви: она дает человеку ощущение бессмертия, прочности бытия. Эта связь эксплицирована следующими языковыми единицами:

бессмертный – 4 употребления («Любовь моя была бессмертной. Не умерла твоя любовь» – «Сменился ночью сумрак светлый…», с. 243),

бессмертие – 13 употреблений («И готов я поверить в бессмертье» – «Дует ветер судьбы к ноябрю…», с. 229, «Твое бессмертие во мне!..- /я вдруг сказал неосторожно / с такою истинною ложью, / что и в раю сгореть в огне!..» – с.213, «Быть Женщиной / в моей судьбе – / жестоко это/ и не лестно, /но лишь одной тебе известно: / мое бессмертие в тебе!» – «Твое бессмертии во мне!», с.213),

вечный (в значении «не перестающий существовать»)– 6 употреблений(«Все проходит, увы, не оставив следов. /Пирамиды не стоили наших трудов. /Океаны не вечны, как волны хлебов» – «Все проходит», с. 175),

извечный – 3 употребления («Синь извечных небес. / Луг зеленый и лес, / Лебедь и голубая река – / Всё здесь радует глаз. / Так задолго до нас / Мир раскрасила чья-то рука» – «Все проходит»,
с. 175 ),

остаться(в значении «сохраниться, уцелеть, не исчез-
нуть») – 3 употребления («Все исчезнет, останется только Любовь» – «Все проходит», с. 175) .

Среди языковых единиц лексико-семантического поля «Бессмертие», соотносимого с лексико-семантическим полем «Любовь», преобладают слова, выражающие категориальное значение признака (бессмертный, вечный, извечный).

Лексико-семантическое поле «Время»

Время у К. Скворцова предстает самостоятельной силой, оказывающей большое влияние на чувства и даже судьбу человека. Языковые единицы данного лексико-семантического поля описывают реальную любовь как чувство преходящее, кратковременное: из 24 единиц (285 употреблений), входящих в данное поле, лишь 5 (102 употребления) относятся к понятию вечной любви. Это отражает противоречия внутреннего мира поэта, в стихотворениях которого ярко выражен также мотив уникальности любви («Говори, говори», с. 204, сонет 43 и др.).

Соотнесенность лексико-семантических полей «Любовь» и «Время» эксплицирована следующими языковыми единицами:

вечный (в значении «постоянный, непрестанный») – 56 употреблений(«Ничто не вечно. /Вечны только мы!» – «Я различал едва твои слова…», с.211),

фразеологическими единицами с компонентом вечный – 7 употреблений («…вечная Любовь не терпит суеты», «Все утро соловей беспечный /Пел о любви и жизни вечной…» – «Ангелы, ко мне!», с. 163),

вечность (в значении «течение времени, не имеющее начала и конца»)– 22 употребления («Отчего я так поздно постиг, /Что живём мы не вечность, а миг?» – «Заблуждений великих пора…», с. 309),

пора (в значении «о наступлении срока для чего-то») – 12 употреблений («Так не пора ли в золотую клетку великой и единственной любви?» – «Доколе, друг мой, будем суетиться», с. 225),

вечно – 3 употребления («В эти-то минуты /Мы и ощущаем, что живём, /Что не может радость вечно длиться, /Что чем ярче, тем короче век!» – «Снегири», с. 303),

время (в значении «период, эпоха») – 29 употреблений («Время уносит родных, как когда-то война…» – «Плач по матери»,
с. 167),

время (в значении «какой-то отрезок в последовательной смене часов, дней, лет») – 20 употреблений («…всему своё горькое время: / И для безумных страстей, /и для тихой молитвы» – «Было иль не было?», с. 267, «Время лечит, и время казнит» – «Я уже никого не люблю», с. 342),

эпоха –8 употреблений («И до самого горького вздоха / Грудь твою разрывала эпоха» – «Памяти Б.Н. Ручьева», с. 155),

мгновенье – 45 употреблений («С тобою – вечность. Без тебя – мгновенье» – сонет 108),

миг – 43 употребления («Свеча мерцает. Чаша налита. /Миг ожиданья полон светлой грусти» – сонет 125);

фразеологическими единицами с компонентом миг – 6 единиц («Я всё забыл /И стал с тобою /Собою. На единый миг» – «Окно, распахнутое в ночь», с. 196),

час (в значении «время, пора») – 12 употреблений («Ты куда по песочному городу/В поздний час?» – «Письмо в песочный город»,
с. 39),

час (в значении «время, момент наступления, осуществления чего-либо») – 4 употребления (« В час великий, в час смертельный / Меч над нами занесён» – «Бьют колокола по всей России», с. 190),

минута(в значении «короткий промежуток времени, мгновение») – 5 употреблений («Любимая, как ждал я той минуты / Освобожденья от душевной смуты…» – сонет 112),

день (в значении «время, пора, период») – 16 употреблений («О, юность, юность — время грез! /Но день настал, не стало звезд. / И мир померк средь бела дня /И для тебя, и для меня» – «Во тьме ночной горел огонь…», с.233),

день (в значении «часть суток от восхода до захода солнца, с утра до вечера») – 14 употреблений («В заливе догорит горячий день, / Но до зари в том доме не уснуть. /Меня берет в объятья чья-то тень, / Свечой любви мне освещая путь» – «Сортавала»,
с. 234),

рано – 17 употреблений («Не рано ли Расеюшку / Похоронили мы?..» –«Черемуха», с. 289)

поздно – 10 употреблений («Остановись. Еще не поздно» – «Ранние цветы», с.307),

сегодня – 3 употребления («Я знаю, и тебе сегодня плохо, /
И ты сама не знаешь, что с тобой» – « Я знаю…», с.352),

завтра (в значении «на следующий день после сегодняшнего») –3 употребления («Хочешь, белку / завтра / в вагоне, / как молния рыжую, привезу?» – «На лице твоем белом-белом…», с.26)

завтра (в значении « в недалеком будущем») – 2 употребления («Река у дома. / Река у сердца. / Тропинка в завтра, / И память детства» – «Река у дома…», с.290)

потом (в значении «не сейчас, позже») – 2 употребления («Прости, мой друг, я понял лишь потом…» – «Иремель», с. 315),

потом (в значении «то, что наступит позже») – 1 употребление («Живем надеждой на «потом», /Как будто жизнь начнется снова» – «Нечитаным отложен том…», с. 246).

Языковые единицы лексико-семантического поля «Время» обозначают время линейное, необратимое (время, эпоха), время дискретное, точно называющее временной промежуток, отражающее его сложность, «мозаичность» (час, минута, день, сегодня), время неопределенное (миг, мгновенье, потом).

Языковые единицы лексико-семантического поля «Время» могут обозначать очень краткий промежуток времени (миг, на миг, мгновение, на мгновение, минута, час, день) и длительный промежуток времени (навсегда, вечно). Они описывают субъективное эмоциональное время в соответствии с различными эмоционально-насыщенными контекстами. Языковые единицы, имеющие значения «очень краткий промежуток времени» и «длительный промежуток времени», находятся в антонимических отношениях (день – век, мгновенье – вечность). В поэзии К. Скворцова языковые единицы со значением «длительный промежуток времени» и со значением «очень краткий промежуток времени» употребляются практически с одинаковой частотностью (102 и 98 единиц). Временные ощущения поэта отражают как особенности человеческого мышления, так и особенности его восприятия мира. Это характерно не только для поэзии К. Скворцова, но и, как отмечает Л.П. Гашева, для русской поэзии в целом [Гашева 2005].

Среди языковых единиц лексико-семантического поля «Время», соотносимого с лексико-семантическим полем «Любовь», преобладают языковые единицы, выражающие категориальное значение предметности (время, эпоха, мгновенье, миг, час 1-2, минута, день 1-2), и языковые единицы, выражающие категориальное значение признака действия, конкретные обстоятельства, в которых протекает действие, длительность действия (вечно, навечно, рано, поздно, сегодня, завтра 1-2, потом 1-2, на миг, на века).

Лексико-семантическое поле «Пространство»

Лексические единицы лексико-семантического поля «Пространство» обозначают конкретные обстоятельства, ситуации, место действия. В ряде стихотворений они имеют метафорический смысл (например, сто дорог, книга мирозданья, путь земной, лечит расстоянье и др.). Пространство в лирике К. Скворцова одухотворено («…Здесь родимое небо и Вечный покой» – «Родина», с. 316, «Лампадным светом даль налита…» – «Не забывай меня», с. 369).

Соотнесенность лексико-семантических полей «Любовь» и «Пространство» эксплицирована следующими языковыми единицами:

мир – 145 употреблений («Я бы хотел, чтобы стала ты белою птицей / И распростерла над миром два белых крыла» – «Плач по матери», с. 167, «Когда все тучи под тобою, / Мир ярче, емче и ясней. За каждой синею грядою – / еще гряда, / Еще синей» – «Лунная река», с. 123, «Теперь мне мир принадлежит. /И только ты одна — другому» – «О, колдовство девичьих рук…», с. 33, «Когда и нот еще не знал Париж, любимая, ты на весь мир звучала!» – «Я различал едва твои слова…», с. 211),

вселенная – 1 употребление («Сонета величавая строка. / Зеленые глаза. / Плечо. Рука. / Вселенная. Земля. Забытый замок» – сонет 126),

мироздание – 4 употребления («Я веровал над Лунною ре-
кой, / Найдя ромашку в книге мирозданья!» – сонет 138),

полмира – 5 употреблений («Где вобравшие полмира / Хвойные твои глаза?» – «Там, на речке», с. 306),

сторона – 9 употреблений («И ветер, как певец незрячий, / Мотив выводит леденящий /О незнакомой стороне» – «Переправа»,
с. 168),

граница – 14 употреблений («Сверши свое очередное чудо – / Сотри границы неба и земли» – сонет 61),

бесконечный – 4 употребления («Их поднебесный путь казался бесконечным. /Под ними полземли!.. Да что там журавли – / Я над страной парил от Юрмалы до Керчи, / И сердце каждый раз взрывалось от любви!» – «Зеленая трава…», с.372),

дорога – 33 употребления («Расскажи мне, земляк, мой товарищ бывалый, /Ты прошел сто дорог, не жалея коня, / Это кто же назвал нашу Родину малой, /Словно выстрелил черною пулей в меня?!» – «Родина», с. 316),

даль – 7 употреблений («Лампадным светом даль налита, / И голос из небытия /Звучит мне тихо, как молитва: /– Не забывай меня…» – «Не забывай меня», с.369),

верста – 12 употреблений («На плоту, на плоту, на плоту / Мы идем за верстою версту. /Не спеши, друг-товарищ, постой, / Дай вдохнуть этот древний настой» – «Баллада о Белой реке», с. 297),

километр – 3 употребления («Не трудись, не считай километры – /не измеришь гудящий простор. /До тебя — две тысячи ветров / и сто тысяч кипящих озер!» – «На лице твоем белом-белом…»,
с. 26),

путь (в значении «дорога») – 6 употреблений («Мы сидим у огня, путь проделав немалый, /Здесь родимое небо и Вечный по-
кой» – «Родина», с. 316),

путь (в значении «направление движения») – 5 употреблений («С днем каждым от тебя я дальше, /А к небу всё короче путь» – «Средь слов безумных и обмолвок…», с. 279),

путь (в значении «жизненный путь») – 7 употреблений («Наш путь по земле не велик / И весь состоит из разлук» – «Немало объехал я стран…», с.248, «Здесь, на этом лугу, /Путь земной его начат» – «По холодной росе на родимой сторонке…», с. 239),

расстоянье – 4 употребления («При обстоятельствах любых / мне легким было расставанье. /Я знал, /что лечит расстоянье /от всех превратностей судьбы» – «При обстоятельствах любых…»,
с. 201).

Языковые единицы, называющие пространство, делятся на несколько групп: 1) земное и космическое пространство (мир, полмира, мироздание, вселенная), 2) родные места (сторона, места, земля).

Среди языковых единиц первой группы есть слова, обозначающие абстрактные понятия, что наполняет поэтическую картину мира философским содержанием. Языковые единицы второй группы обладают конкретной семантикой. В нее могут быть включены также географические наименования (Златоуст, Златоустье, Иремель, Весёлка, Надеждино).

Сочетание языковых единиц с абстрактной и конкретной семантикой в рамках лексико-семантического поля «Пространство» придаёт поэтической картине мира К. Скворцова бытийный и одновременно философский характер, передает особенности его мироощущения.

Языковые единицы второй группы сочетаются с прилагательными родимый, родной, дорогой, извечный, благодатный, заветный, что усиливает эмоционально-оценочный компонент.

Среди языковых единиц лексико-семантического поля «Пространство», соотносимого с лексико-семантическим полем «Любовь», преобладают единицы, выражающие категориальное значение предметности (мир, полмира, вселенная, граница, дорога, верста, километр, путь 1-3, расстоянье), среди которых особое место занимают языковые единицы, обозначающие абстрактные (отвлеченные) понятия (мироздание, даль).

Лексико-семантическое поле «Болезнь»

Любовь связана с болью, с мукой, страданием, которые приносят тревога за объект любви, а также безответная любовь.

Соотнесенность лексико-семантических полей «Любовь» и «Болезнь» эксплицирована следующими языковыми единицами:

боль – 31 употребление («Боль и нежность в глазах раскосых» – «Тельняшка», с. 136 , «Мы в щедрости своей легко, невольно / Такой друг друга одарили болью, / Что нам не нужен дней былых восторг!..» – сонет 108),

больно – 1 употребление («А на тебе пусть лист не шелохнется. / Мне больно это – из меня растешь!..» – сонет 114),

больной – 2 употребления («Я помню только полог снежный Вдоль занесенного плетня / И то, с какой больной надеждой / Смотрела мама на меня» – «Три дороги», с. 170),

болеть – 3 употребления («Огибая тяжелый откос, /С затонувшими глыбами плес / Промелькнул и исчез… / Только впредь / Камни эти в нас будут болеть» – «Лемеза», с. 317),

фразеологическими единицами с компонентом мука – 5 употреблений («За этот миг идем на муки, / И вечный ад нас не страшит» – «Коньяк, два яблока, две рюмки…», с.215),

мука – 12 употреблений («Но кто бы знал, /какая это мука –/ кричать на мир кровавые слова / и, как во сне, / не исторгать ни звука!» – «Я различал едва твои слова…», с. 211),

страдание – 7 употреблений («Любовь тогда всесильна и крепка, / Когда она обожжена страданьем…» – сонет 124),

страдать – 2 употребления («Отмерено небесными весами / Нам поровну (тебе и мне) – страдать» – сонет 128),

мучиться – («Неужто – всё? Вам не любить меня, /Не мучиться свиданьем предстоящим…» – «Неужто – все?», с. 244).

Единицы лексико-семантического поля «Болезнь» образуют синонимические ряды боль, мука, страдание; болеть, страдать, мучиться, представляющие любовь, наполненнуюболью.

Среди языковых единиц лексико-семантического поля «Болезнь», соотносимого с лексико-семантическим полем «Любовь», значительное место занимают единицы, выражающие категориальное значение физического или душевного состояния предмета и обозначающие его как процесс (болеть, страдать, мучиться) или как абстрактное (отвлеченное) понятие (боль, мука, страдание).

Лексико-семантическое поле «Надежда»

Любовь высоко оценивается любящими людьми, поэтому с ней связываются определенные надежды, мечты. Отсутствие надежды вызывает отчаяние, грусть.

Лексико-семантическое поле «Надежда» эксплицировано следующими языковыми единицами, соотносимыми с лексико-семантическим полем «Любовь»:

надежда – 23 употребления («Неужто над заплаканным лицом / Надежда светом тёплым не прольётся /И ваша грудь взволнованным птенцом /В руке моей уже не встрепенётся?» – «Неужто – все?», с. 344),

фразеологическими единицами с компонентом надежда –
3 употребления («Не утешай надеждами пустыми…» – «Я рисовал…», с. 244),

надеяться – 15 употреблений («Дует ветер Судьбы к ноябрю, / Но зимы, я надеюсь, не будет» – «Дует ветер Судьбы к ноябрю…», с 244, «Твоим глазам зеленым – Аллилуйя! /Я их еще, надеюсь, поцелую. /Все царства пали, а Любовь жива» – сонет 43),

пустой – 12 употреблений («Не утешай надеждами пустыми» – «Я рисовал…», с. 221),

ждать – 9употреблений («Чего ж ты ждешь, мой ненаглядный ангел?» – сонет 125),

стремиться – 3 употребления («Лети! /Ты так стремишься ввысь / и все увидишь / под собою – /все – белое, /все – голубое…» – «Когда ты будешь уходить…», с. 223),

мечтать – 3употребления («Ах, не так ли с тобою /в былинной дали / Мы мечтали летать, / не касаясь земли?» – «Снова сяду один…», с. 236),

молить (в значении «просить»)– 11 употреблений («Восхищаюсь тобой и люблю. /И впервые молю о безлюдье» – «Дует ветер судьбы к ноябрю…», с. 229),

мольба – 5 употреблений («Два крика. Две отчаянных моль-
бы. / Как жаждем мы с тобой одной судьбы /Хотя б на миг под этим вечным небом» – сонет 72),

просить – 6 употреблений («Я прошу об одном, / Зная сердцем, как страшен твой путь: /В уголке потайном /Об иконке моей не забудь» – «Собирайся, сынок», с. 346),

отчаянье – 2 употребления («То страх, то просьба, то мольба, / То вдруг отчаянье метнутся /В глазах твоих…» – сонет 130),

грусть – 13 употреблений («Прости за все, что было между нами. / И пусть улыбкой обернется грусть» – «Прощание», с. 258).

Языковые единицы лексико-семантического поля «Надежда» объединяются в синонимические (ждать, мечтать, надеяться, стремиться; молить, просить; просьба, мольба) и антонимические (надежда – отчаянье) группы слов, передающие сложность и неоднозначность чувства любви. Объединение языковых единиц в синонимические группы обусловлено наличием в них сходных сем.

Среди языковых единиц лексико-семантического поля «Надежда», соотносимого с лексико-семантическим полем «Любовь», преобладают слова, выражающие категориальное значение отвлеченной предметности (грусть, надежда, отчаянье), и слова, выражающие категориальное значение действия и обозначающие его как процесс (надеяться, ждать, стремиться, просить, мечтать, молить, мольба).

Лексико-семантическое поле «Жизнь / Смерть»

Понятия жизни и смерти являются чрезвычайно значимыми для человека. Они постоянно соотносятся в русском языковом сознании. Лексические единицы, выражающие эти понятия, являются антонимами. Но в то же время понятия «жизнь» и «смерть» дополняют друг друга, означая нечто важное. Они образуют концептуальную метафору ЖИЗНЬ – ЦЕННОСТЬ. И хотя в функционально-семантическом поле «Жизнь / Смерть» преобладают единицы, относящиеся к полю «Смерть», репрезентирующие в основном семантический план «чувство глубокого страдания от потери близких», «чувство глубокого страдания от потери друзей», количество их употреблений в лирике поэта незначительно. Чувство любви к женщине в индивидуально-авторской картине К. Скворцова не связано с гибельностью: любовь составляет основу человеческой жизни.

Соотнесенность лексико-семантических полей «Любовь» и «Жизнь/Смерть» эксплицирована следующими языковыми единицами:

жизнь (в значении «период существования») – 156 употреблений («Как жизнь уходит быстротечно!» – «Дитя фортуны и азарта», с.273),

жизнь (в значении «окружающая нас реальная действительность») – 2 употребления («Ты о сложности жизни мне что-то твердишь…» – «Медвежонок», с.47),

жизнь (в значении «особая форма существования материи, возникающая на определенном этапе ее развития») – 1 употребление («Одно зерно способно возродить /Жизнь на земле, которую любить /Нам порознь – /всю, дрожащую от ветра…» – сонет 149),

жизнь (в значении «полнота проявления физических и духовных сил») – 1 употребление («Все в этой жизни было пережито. / Все, только жизни не было самой» – сонет 118),

жить – 29 употреблений («Мы жить с тобой, любимая, уста-
ли» – сонет 73),

выжить – 5 употреблений («Выжить нам дано лишь только вместе, /Порознь – только умереть» – «Бьют колокола по всей России», с. 190),

прожить – 6 употреблений («И коль дано прожить мне много жизней, /Лишь этот край мне называть Отчизной!» – сонет 83),

фразеологическими единицами с компонентом воскреснуть/воскресать – 3 употребления («Воскресает душа, словно путник усталый, /Что с ковшом наклонился над Лунной рекой» – «Родина», с. 316),

воскресший – 2 употребления («Мне снится мать воскресшая моя» – «Мне снятся сны…», с. 164),

возродить(-ся) – 6 употреблений («Зачем /ты к новым мукам возродила /души моей разрушенный орган?..» – «Я различал едва твои слова…», с.211),

смерть – 39 употреблений («И ты права. /Я очень мал. /Во мне не уместиться смерти!» – «То насмехаясь, то скорбя…», с. 210),

небытие – 1 употребление («С тобою — вечность. Без тебя — мгновенье /Я никогда не различал межи /Меж настоящей Женщиной и Тенью, /Меж двух огней: Небытие и Жизнь!» – сонет
108, с. 380),

фразеологическими единицами с компонентом смертный– 7 употреблений («Мне на смертные муки /Ниспослана наша любовь…» – «Принимает апрель», с. 373),

смертный (сущ.) – 1 употребление («Прости и женщину мою. /Дай ей покой в час предрассветный. / Прости, что я ее люблю, /Люблю, как может только смертный» – «Прости, Господь, моих друзей», с.360),

полумертвый – 1 употребление («И, отыскав заветную дорогу, / Я полумертвым пред тобой упал…» – сонет 97),

фразеологические единицы с компонентом могильный – 2 употребления («И небо как могильная плита» – сонет 125, «Но все в жизни устроится, /И придет перелом. /И душа успокоится /Над могильным холмом» – «Мир в покое и благости…», с.359),

умереть/умирать – 36 употреблений («Мы умирали и рождались вновь» – сонет 111, «Жить, чувствовать и в муках умирать – / Смерть продолжает жизнь, а не итожит!…» – сонет 55),

смертельный – 1 употребление («Отныне в сердце – в этой вечной ране – /Не яд смертельный, а Любовь найдут» – сонет 35),

могила – 5 употреблений («То ль раскаянье, то ли парад – / Каждый проклят и каждый спасен. /Тесно так от могил и оград, /Что мы гроб над собою несем» – «Старый друг головою поник…», с. 184, «Все, видно, ветшает на свете, /И только могилы свежи… /
И мы – беспризорные дети – /России теперь не нужны» –
«М.Н. Алексееву», с.179),

(по)хоронить – 3 употребления («Забытые хоронят позабытых. / О, Родина, куда же ты пришла?!» – «Под Новогородом, Юхновом и Ржевом…», с. 174),

крест – 7 употреблений («Душе православной нет больше отрады, / Чем вечный покой, что разлился окрест, / Где юная дева у черной ограды / Целует едва покосившийся крест» – «Четыре креста», с. 264),

вдова/вдовушка – 5 употреблений («Я уснула смеясь, /
А проснулась вдовой» – «Сирень», с.333),

расстаться (в значении «оказаться в вечной разлуке»)–
1 употребление («Мы расстались на день /И на веки веков» – «Сирень», с.333),

исчезнуть (в значении «перестать существовать»)– 2 употребления («Мы исчезнем — никто не заметит…» – «Есть такой островок…», с. 340)

тело – 1 употребление («Мы отнесли ее легкое тело / На вековечное поле-жилье» – «Матушка пела», с.329).

Языковые единицы лексико-семантического поля «Жизнь / Смерть» образуют синонимические (умереть, умирать, исчезнуть в значении «перестать существовать»; смерть, небытие, вековечное поле-жилье) и антонимические ряды (жизнь – смерть, жить – выжить, бессмертный – смертный, умереть – воскреснуть). Наличие антонимических связей отражает характерное для русского менталитета противопоставление жизни и смерти.

В лексико-семантическое поле «Жизнь/Смерть» включены единицы вдова/вдовушка и тело. Они представляют то, что в сознании русского человека связано с последствиями смерти. В это поле входят также слова, связанные с обрядом похорон: похоронить, кладбище, могила, крест.

Среди языковых единиц лексико-семантического поля «Жизнь / Смерть», соотносимого с лексико-семантическим полем «Любовь», можно выделить несколько групп слов, выражающих различные категориальные значения: категориальное значение отвлеченной предметности (жизнь, смерть, небытие), конкретной предметности (смертный, могила, вдова/вдовушка, тело), значение действия или состояния, обозначаемое как процесс (жить, выжить, прожить, возродиться, воскреснуть, исчезнуть, умереть / умирать), значение действия как признака предмета (воскресший), значение конкретного действия (расстаться), значение признака (смертельный, смертный, могильный, полумертвый).

Отметим множественность категориальных значений языковых единиц, эксплицирующих лексико-семантическое поле «Жизнь / Смерть». Сложность экспликации подчеркивает многоаспектность связей лексико-семантических полей «Любовь» и «Жизнь / Смерть».

Лексико-семантическое поле «Разум»

Разум в русской языковой картине мира связан с проявлением высших духовных способностей, является отличительным признаком человека. Любовь человеческая требует осмысления, разумного отношения, соблюдения определенных этических норм, что поднимает ее на более высокий нравственный уровень. Разум – высшая способность человека, являющаяся руководством к действию. Разум связан с умом, благоразумьем, словом.

Соотнесенность лексико-семантических полей «Любовь» и «Разум» эксплицирована следующими языковыми единицами:

дума – 5 употреблений («Скрипит в овраге горькая осина, / Своей горячей думы не тая… / Ответа мать у Господа просила: / За что ее предали сыновья?» – «Осина», с. 357),

думать – 12 употреблений («Чем больше думаю о Родине, / Тем горше на душе моей» – «Надежда, Вера и Любовь», с. 332),

вразумить – 1 употребление («Так вразуми и просвети» – «Прости, Господь, моих друзей», с.360),

благоразумье – 3 употребления («Благоразумье скрыто в нас самих» – сонет 18),

разум – 6 употреблений («У неба мы благоразумья просим, / Но не подвластен разуму сонет» – сонет 30, «Что сделать для тебя…тебя одной, / Принесшей свет, мне осветившей разум…» – сонет 149),

образумиться – 1 употребление («Много ль радости, люди, от тайных утех? /Образумьтесь!» – «По планете несется шальная вода…», с. 375),

уразуметь – 2 употребления («Россия нас бросает в крайно-
сти, / Чтоб мы могли уразуметь: / Жить надо иль до сизой старости, / Иль очень рано умереть» – «Горит на небе синеоком», с. 354).

Среди языковых единиц лексико-семантического поля «Разум», соотносимого с лексико-семантическим полем «Любовь», преобладают слова, выражающие категориальное значение отвлеченной предметности (благоразумье, разум), и слова, выражающие категориальное значение действия и обозначающие его как процесс (думать, образумиться, вразумить, дума).

Лексико-семантическое поле «Безумие»

Сопоставление полей «Разум» и «Безумие» позволяет увидеть амбивалентность чувства любви: любовь оценивается как чувство разумное и одновременно как неподвластное разуму, что выражается ассоциативными связями слов разум и безумие, благоразумье и безумство, образумиться и безумствовать.

Соотнесенность лексико-семантических полей «Любовь» и «Безумие» эксплицирована следующими языковыми единицами:

безумный – 9 употреблений («Понял теперь лишь: /всему своё горькое время – / И для безумных страстей, / и для тихой молитвы» – «Было иль не было?», с. 267),

безумно – 3 употребления («Вьётся птица над полем, /о чём-то безумно крича. /Может, ищет того, / кто ей нужен до крика, до боли…» – «Вьется птица над полем…», с. 237),

безумство – 2 употребления («То молча сбрасывает осень / Безумств моих отцветших груз» – «Скамья», с. 271),

безумствовать (в значении «неистовствовать») – 3 употребления («Так безумствуют птицы./ Так безумствует ночь» – «Ивушка», с. 341),

безумие – 2 употребления («Пусть молчать разумнее / О такой любви, / Ты мое безумие /Благослови!..» – «Молитва», с. 280),

безрассудный (в значении «не сдерживаемый доводами рассудка») – 2 употребления («И кричу я: «Держись! / Мы исчезнем — никто не заметит… / Лишь спохватится Жизнь: / Мы ее безрассудные дети» – «Островок», с. 340),

бессмысленный – 6 употреблений («К чему слова бессмысленные ваши?» – сонет 133);

Среди языковых единиц лексико-семантического поля «Безумие», соотносимого с лексико-семантическим полем «Любовь», преобладают слова, выражающие категориальное значение отвлеченной предметности (безумие, безумство, безрассудство), и слова, выражающие категориальное значение признака (бессмысленный, безрассудный, безумный, безумно).

Лексико-семантическое поле «Колдовство»

Любовь связана с колдовством, потому что ее воздействие на человека необъяснимо, она воспринимается как чудо, волшебство.

Соотнесенность лексико-семантических полей «Любовь» и «Колдовство» эксплицирована следующими языковыми единицами:

околдовать – 2 употребления («В стране старинной Калева-
лы / По воле выпавших судеб /Всю ночь ты молча колдовала / И мне пекла в дорогу хлеб» – «В стране старинной Калевалы…», с. 376),

(о)чаровать – 5 употреблений («Ты все так же чаруешь, моя сторона…» – с. 83),

волшебство – 1 употребление («Она стоит / И в складках платья /Таит /Немое волшебство»).

Среди языковых единиц лексико-семантического поля «Колдовство», соотносимого с лексико-семантическим полем «Любовь», отмечаются слова, выражающие категориальное значение отвлеченной предметности (волшебство), и слова, выражающие категориальное значение действия (околдовать, очаровать).

Лексико-семантическое поле «Память»

Данное лексико-семантическое поле связано с полем «Бессмертие»: память сохраняет любовь, делает ее бессмертной для субъекта / объекта любви.

память – 3 употребления («Словно память о детстве, / Висит моя зыбка» – «Пронеслись мои годы», с. 304),

фразеологическими единицами с компонентом память – 18 употреблений («Выжжена память, и боги развенчаны» – «Русская женщина», с.327, «Я отпечатал /милый римский профиль /Навеки в смутной памяти моей» – «Что наша жизнь?», с. 359)

(вс-)помнить(-ся) – 23 употребления («Снова глаза закрываю несмело, /Вспомнить пытаясь детство свое…/Помнится только: матушка пела…/Песней наполнено сердце мое» – «Матушка пела», с.329),

вспомянуть – 3 употребления («Может быть, все же мы словом достойным вспомянем /Стяги на Шипке и флаги в камнях Измаила» – «Славяне», с. 185),

забыть/забывать – 7 употреблений («Нам грез весенних не забыть, когда дышало все любовью» – сонет 148),

фразеологическими единицами с компонентом забвение –
1 употребление («Вспыхнул солнечный свет /над травою забвения» – «Снова сяду один…», с. 236),

(по)забытый – 16 употреблений («Я теперь никому не нужна. / Все забыто, все заметено» – «Я уже никому не нужна», с.342).

Среди языковых единиц лексико-семантического поля «Память», соотносимого с лексико-семантическим полем «Любовь», преобладают слова, выражающие категориальное значение действия и обозначающие его как процесс (помниться, вспомнить, помнить, вспомянуть, забыть, забывать, позабытый), а также слова, выражающие категориальное значение отвлеченной предметности (память, забвение).

Лексико-семантическое поле «Борьба»

Любовь можно завоевать, за любовь нужно бороться – эти семы отражают специфику русской языковой картины мира, последовательно выраженную в лирике К. Скворцова.

Соотнесенность лексико-семантических полей «Любовь» и «Борьба» эксплицирована следующими языковыми единицами:

пленный – 5 употреблений («Кто с пленным ворогом всех милосерднее? /Русская женщина. Русская женщина» – «Русская женщина», с. 327),

фразеологическими единицами с компонентом плен – 14 употреблений («Отчаянье нас в плен к себе берет / И поднимает на стальные пики / Так высоко, как будто бы в полет!..» – сонет 49),

пленник/пленница – 6 употреблений («Среди ветров / до боли хлестких, / как пленник, / что считает дни, я /на вселенских перекрестках, / как подаянья, / ждал Любви» – «Среди ветров…», с. 202),

победа – 21 употребление («Нет ни поражений, ни побед, если на соседа встал сосед» – «День вины», с.191),

непобедимо – 1 употребление («Звучать Словам… / Звучать непобедимо. / Зачем ты к новым мукам возродила / души моей разрушенный орган?..» – «Я различал едва твои слова…», с. 211),

победитель/победительница – 7 употреблений («Ты ль победительница? Я ли пленный?» – сонет 64).

Среди языковых единиц лексико-семантического поля «Разум», соотносимого с лексико-семантическим полем «Любовь», преобладают слова, выражающие категориальное значение конкретной предметности (плен, пленник, пленница, враг/ворог, победа, победитель, победительница).

Лексико-семантическое поле «Свобода/Рабство»

В любви свобода (свобода чувствовать, свобода любить) вступает в противоречие с долгом, с правом на любовь. Любовь может привести к утрате свободы. Взаимная зависимость влюбленных не воспринимается как негативный фактор. Слово «свобода», выступающее как имя, номинирующее данное лексико-семантическое поле, имеет ряд значений, которые отражают определенное смысловое содержание в рамках концепта «Любовь»: 1) возможность поступать по своему желанию, 2) легкость, непринужденность. Свобода у К. Скворцова воспринимается как внутренняя потребность человека, способ реализации желаний.

Соотнесенность лексико-семантических полей «Любовь» и «Свобода/Рабство» эксплицирована следующими языковыми единицами:

право – 1 употребление («Ведь не ради утех /Мы превысили наши права» – «Говори, говори…», с. 204),

свобода – 11 употреблений («Душа свободы жаждет, потому / Мы привыкаем к ближним, как к острогу земного бытия…» – сонет 92),

освободить – 5 употреблений («Освободи от наважденья, / Побудь со мной наедине. / Твои объятья – снисхожденье / К моим годам и седине» – «Я знаю, и тебе сегодня плохо», с. 352),

свободный – 2 употребления («И слышу: – Милый, ты свободен» – «Тень», с. 272),

свободно – 1 употребление («Я женщину любил / Свободно и легко…» – «Прильну к святому лику», с. 249),

фразеологическими единицами с элементом долг – 2 употребления («Господь простит все долги наши. / Так задержись со мной чуть-чуть. /С днем каждым от тебя я дальше, /А к небу всё короче путь» – «Средь слов безумных и обмолвок…», с. 279),

раб – 8 употреблений («Тобой приговоренный к Высшей Мере, / Счастливый раб, прикованный к галере, /Пишу тремя перстами, как молюсь» – сонет 103),

оковы(в метафорическом значении «то, что связывает») – 3 употребления(«Скорей, скорей / К женщине в горячие оковы!» – «Ты прости…», с. 192).

Среди языковых единиц лексико-семантического поля «Свобода/Рабство», соотносимого с лексико-семантическим полем «Любовь», преобладают слова, выражающие категориальное значение отвлеченной предметности (долг, право, свобода), и слова, выражающие категориальное значение признака (свободный, свободно). Данное лексико-семантическое поле включает также слова со значением конкретной предметности (раб) и слова со значением действия (освободить). Слова с категориальным значением действия в рамках данного лексико-семантического поля обозначают действия по обретению свободы. Они описывают переход субъекта из состояния несвободы (зависимости от объекта любви, страсти) в состояние свободы.

Лексико-семантическое поле «Творчество»

Любовь и творчество взаимосвязаны, так как в их основе лежит глубокое духовное чувство. Эта связь выражена ассоциативной цепочкой лексических единиц чувство, любовь, женщина, жалеть, душа, слово, искусство, муза, поэт, музыка, актер/актриса. В данное лексико-семантическое поле входят следующие языковые единицы:

искусство — 6 употреблений («Есть Родина – так будет и искусство!» – сонет 89),

слово – 80 употреблений («Хочу я тихим словом мир объять, / В котором и покой и очищенье» – сонет 103, «Монетами на паперти слова / Я собирал» – сонет 125),

фразеологическими единицами с компонентом слово – 3 употребления («Не говорю тебе ни слова. / И увлеченно снова, снова / Рисую счастье на песке» – сонет 115),

стихи – 7 употреблений («Мне не менять стихов на переправе, / Не прятать слов за новые слова. / Что сделано – не мне дано исправить. / Да надо ли?.. / Любовь всегда права» – сонет 33),

муза – 6 употреблений («С гулящей музою в разладе, / Ей по привычке нагрубя, / На обнаженной сабле лайды /Опять я рисовал тебя» – «С гулящей музою в разладе…», с. 75),

поэт – 8 употреблений («Поэт тогда достигнет мастерства, / Когда постигнет в совершенстве Чувство!..» – сонет 90),

музыка – 11 употреблений («Лишь удивленные боги / взирали с Парнаса, /Как чья-то женщина / в дом мой слетала, как нимфа, / Мир наполняя / чарующей музыкой вальса» – «Было или не было?..», с. 267),

актер/актриса – 3 употребления («Я жадно пил живительные капли / И, как актер, расстрелянный в спектакле, / Ушел живым, а не окончив век» – сонет 97, «Когда в глазах твоих зеленый свет / Мерцает влажно, горестно и чисто, /Рождается великая актриса, / Собою заслоняя белый свет» – сонет 141),

грим (в метафорическом значении «то, что скрывает истинную сущность»)– 5 употреблений («…стоит ли, друг мой, жалеть о чем-то?.. / Наш занавес раскрыт до горизонта, / И гримом не замарана душа!» – сонет 141).

Среди языковых единиц лексико-семантического поля «Искусство», соотносимого с лексико-семантическим полем «Любовь», преобладают слова с категориальным значением конкретной предметности (женщина, муза, поэт, актер/актриса, грим), отвлеченной предметности (чувство, любовь, музыка, искусство, душа).

Лексико-семантическое поле «Тайна»

Любовь должна быть достоянием только двоих, поэтому ее окружает ореол тайны, тщательно оберегаемой любящими. Она таит в себе загадку, она непостижима, как чудо, волшебство. Данное поле широко представлено в лирике поэта.

Соотнесенность лексико-семантических полей «Любовь» и «Тайна» эксплицирована следующими языковыми единицами:

тайна – 12 употреблений («Молчим. Ни слова о любви. / Доступна ль людям эта тайна?» – «Виной всему глаза твои…», с. 214),

тайный – 18 употреблений («И тайный поцелуй горит, как пламя, /Горит, не гаснет на моих губах» – «На пристани», с. 255),

фразеологическими единицами с компонентом тайный – 3 употребления («Спасенье это или мой капкан / Твоя любовь, похожая на кражу?.. / А может, это неба тайный знак?» – сонет 151),

таить(-ся) – 14 употреблений («Вновь вершины твои солнце красит зарею. /Ты последних лучей от меня не таи. / Я иду по земле, сам я стану землею, /Но останутся вечными камни твои» – «Родина», с. 316),

загадка – 2 употребления («Ах, эти русские загадки – / Здесь не враги прошли войной…» – «Княжна Анастасия», с. 334),

загадать/загадывать – 5 употреблений («Тороплюсь на свиданье /По тропинкам витым /Загадать три желанья /Над колодцем святым» – «Святой колодец», с. 371),

разгадка – 1 употребление («Два существа под взорами вселенной, /Счастливых глаз от мира не тая, / Летели над землей благословенной – /И тайна, и разгадка бытия» – сонет 61),

скрывать/скрыть/скрывая/скрытый – 11 употреблений («Благоразумье скрыто в нас самих» – сонет 61),

потайной – 2 употребления («В свой дорожный мешок, / Что и прадеду правдой служил, /В потайной уголок / Ты иконку мою положи» – «Собирайся, сынок», с. 346),

тайно – 1 употребление («Я женщину любил /Возвышенно и тайно» – «Я женщину любил», с. 249),

таинство – 2 употребления («Для меня Млечный путь – /путь познания Таинства мира, /Для других Млечный путь – /это только скопление звёзд» – «Как ты чудо творишь?..», с. 104),

таинственность – 2 употребления («Передо мной – / Висячий мост/ Во всей таинственности древней» – «Висячий мост», с. 461),

притаившийся – 1 употребление («И не отдам тебя календарю – / У двери притаившемуся зверю!» – сонет 139),

таинственный – 7 употреблений («Свеча на затуманенном окне. /Сосновый дух. Таинственные лики. / Через тайгу ты долго шла ко мне…» – «Свеча на затуманенном окне…», с. 9).

Среди языковых единиц лексико-семантического поля «Тайна», соотносимого с лексико-семантическим полем «Любовь», преобладают слова, выражающие категориальное значение конкретной предметности (тайна, загадка, разгадка), отвлеченной предметности (таинственность, таинство), слова, выражающие категориальное значение действия (таить, таиться, скрывать, скрыть, загадать, загадывать), слова, выражающие категориальное значение признака (таинственный, притаившийся).

Лексико-семантическое поле «Судьба»

Человек свободен, но степень его свободы может быть различной. Свобода может быть ограничена теми силами, с которыми человек не в состоянии справиться. Такой силой является судьба. Она бывает благосклонной, но чаще заставляет покориться року, неизбежному, независимому от человека.

Данное поле также широко представлено в поэзии К. Скворцова и эксплицировано следующими языковыми единицами:

судьба(в значении «складывающийся независимо от воли человека ход событий, стечение обстоятельств») – 48 употреблений («Мы так с тобою схожи и не схожи. /Строптивая судьба рвет в клочья вожжи. /Отчаянье нас в плен к себе берет» – сонет 48),

фразеологическими единицами с компонентом судьба – 4 употребления («Но есть Судьбы тяжелая рука, /Карающая всех, за что, не знаю, /Что женщины стареют к сорока, /Мужчины – только силу набирают!..» – сонет 138),

роковой – 8 употреблений («Выпала мне долюшка – / Роковая страсть. /Помоги мне солнышко /С неба украсть!» – «Молитва»,
с. 280),

неизбежный – 5 употреблений («Но, может, это вовсе не порок, /А к счастью неизбежному порог, / Ведь движет поезд в топке скрытый уголь…» – сонет 145, «И время, словно нудная оса, / Звенит и приближает понемногу / К земному неизбежному итогу…» – сонет 93),

случай – 9 употреблений («В белой церкви зари /Добрый случай и нас обвенчал» – «Говори, говори», с. 204),

случайный – 2 употребления («Сегодня я случайный твой попутчик, /Такой, как все, не хуже и не лучше / Из тех, что ты встречала на пути» – «Чайка», с. 265),

случайность – 1 употребление («Что наша жизнь? / Ничтожные мгновенья, /Случайность встреч /и суета сует» – «Что наша жизнь?», с. 259),

(не)случайно – 2 употребления («Все в мире этом не случайно» – «Со мною ты иль не со мной…», с. 202).

Среди языковых единиц лексико-семантического поля «Судьба», соотносимого с лексико-семантическим полем «Любовь», преобладают слова, выражающие категориальное значение отвлеченной предметности (случайность, судьба), конкретной предметности (случай) и слова, выражающие категориальное значение признака (роковой, неизбежный, случайный, случайно).

Лексико-семантическое поле «Религия» / «Уподобление любви религиозному чувству»

Связь функционально-семантических полей «Любовь» и «Религия»/ «Уподобление любви религиозному чувству» последовательно представлена в творчестве К. Скворцова. Эта связь проявляет семантическую составляющую «любовь – чувство святое, духовное, высокое».

Соотнесенность лексико-семантических полей «Любовь» и «Религия» эксплицирована следующими языковыми единицами:

благословить/благословлять – 2 употребления («Пусть молчать разумнее / О такой любви, / Ты мое безумие Благослови!..» – «Молитва», с. 280),

благословенный – 1 употребление («Благословен покоя миг, /Но начинается поземка, /И льдинки лопаются звонко / От падающих слов твоих» – «Благословен покоя миг», с.206),

крест – 24 употребления («Зато по всем полям России, / До самой выбитой версты, / Напоминаньем прежней силы / Ржавеют звёзды и кресты» – «К.И. Варламову», с. 351),

святой – 31 употребление («Мы служили Руси, / Той единственной, нашей, святой» – «Собирайся, сынок», с. 346),

мольба – 2 употребления («То страх, то просьба, то мольба, / То вдруг отчаянье метнутся / В глазах твоих» – сонет 130),

молитва – 18 употреблений («Понял теперь лишь: / всему своё горькое время – /И для безумных страстей, и для тихой молитвы» – «Было иль не было?..», с. 267),

замолить – 2 употребления («Это не замолить. / Но что было, то было. / Мы Россию пустили /С торгов по рублю» – «Татьяне Петровой», с.370),

(по)молить(ся) – 7 употреблений («Можно молиться, а можно извериться…» – «Мельница», с. 162),

Бог – 22 употребления(«И мир пронизан светом и печалью. / И он доступен Богу одному» – «Дождь, предвещавший спелую траву», с.224)

фразеологическими единицами с компонентом Бог – 12употреблений («Ты вспоминаешь наши дни / И светлый август, Богом данный» – «Моя любовь, моя сестра!», с. 278),

Божий (в составе художественного сравнения) – 1употребление («И ничего не ведая о свете, /Пьет горькую, как Божию росу, / Россия, позабывшая о детях, / Полвека пролежавших здесь в
лесу» – «Под Новгородом, Юхновом и Ржевом…», с. 174),

боже (обращение) – 9употреблений («Но я люблю тебя… О, Боже! / Не беспокойся, ухожу» – «Средь слов безумных и обмолвок…», с.279),

Рождество – 1 употребление («…мамы выцветший портретик / Напоминает Чудо Рождества» – «Рождество», с. 345),

храм – 2 употребления(в составе художественного сравнения: «Словно нищий у храма, / Я, прощенья моля, / Со слезами шепчу…» – «Пронеслись мои годы…», с. 304),

храм –3 употребления («И возникали чудом на крови / Шеломами увенчанные храмы, / Свечою негасимою любви / Земли святой залечивая раны» – «Поле Куликово», с. 328),

церковь – 8 употреблений («В белой церкви зари / Ставлю я золотую свечу…» – «Говори, говори!..», с. 204),

колокол – 28 употреблений («Пусть кому-то не понравится – / Встанет русская красавица. / Зазвенят колокола!..» – «В Надеждине звонят колокола», с. 344),

колокольня – 3 употребления («А под звон колоколен / У притихшей реки /Бьет Россия поклоны /За чужие грехи» – «Ивушка», с.341),

Благовест – 7 употреблений («Русь приняла тот стон / За новый Благовест» – «Свеча», с.187),

звонница – 1 употребление («Так случилось не впервой: / Замолчали всюду звонницы, /И Россия, как покойница, / Птицу ждет с живой водой» – «В Надеждине звонят колокола», с. 344),

Христос – 5 употреблений («Мы повторяем путь Христа, / И Бог дарует Воскресенье» – «Разверзни, Русь, свои уста», с. 186),

святая Матерь – 2 употребления («Прости же нас, святая Матерь!..» – «Чистые снега», с.330),

Господи /Господь – 27 употреблений («Господь награждал за Любовь!» – «Красная Горка», с.287),

Мекка (в переносном значении «священное место») – 1 употребление («В пустыне писательской Мекки мы выпьем с тобою, собрат» – «М.Н. Алексееву», с. 176),

грешный – 3 употребления («Умолкни, грешная душа!..» – «Скамья», с.271),

грех – 7 употреблений («Людские грехи мы всё множим и множим. /Остались спасеньем молитва и пост…» – «Четыре креста», с.264).

Эта связь выражена лексическими единицами с категориальным значением конкретной предметности (храм, церковь, звонница, колокол, колокольня, молитва), с категориальным значением признака (святой, божий, грешный). Отдельную группу составляют слова, называющие Бога – «абсолютное и вечное существо, первопричину всего существующего» [Горбунова 1995: 83], и Богородицу: Христос, Господь, Боже, святая Матерь.

Лексические и фразеологические средства, эксплицирующие все названные выше лексико-семантические поля как грани сложно организованной и неоднозначной сущности – базового концепта «Любовь», образуют функционально и тематически однородное объединение средств объективации данного концепта [Чурилина 2002: 54, 68].

Лексические экспликаторы лексико-семантических полей, соотнесенных с лексико-семантическим полем «Любовь», представлены в таблице 3.

Таблица 3

Лексические экспликаторы лексико-семантических полей

Соотносимое лексико-семантическое поле	Основные лексические экспликаторы	Количество единиц	Количество употреблений
1	2	3	4
Бессмертие	Бессмертный, бессмертие, вечный, извечный, остаться	5	25
Время	Вечный, вечность, вечно, вековечный, навечно, пора, время, эпоха, бесконечный, извечный, мгновенье, миг, час 1-2, минута, день, рано, поздно, сегодня, завтра 1-2, потом 1-2	23	508
Надежда	Надежда, надеяться, пустой, стремиться, мечтать, мечта, мольба, просить, отчаянье, грусть, ждать	11	96
Болезнь	Боль, больно, больной, болеть, страдать, страдание, мучиться	7	78
Пространство	Мир, мироздание, полмира, предел, сторона, граница, грань, дорога, вселенная, земля, граница, бесконечный, даль, верста, километр, путь 1-2, расстоянье	17	250
Жизнь/Смерть	Жизнь, жить, выжить, прожить, смерть, смертельный, смертный (прил.), смертный (сущ.), полумертвый, предсмертный, могильный, могила, умереть/умирать, воскресший, небытие, воскреснуть/воскресать, вдова/вдовушка, расстаться, исчезнуть, расстаться, тело, похороны, крест	26	315
Разум	Дума, думать, вразумить, благоразумье, разум, образумиться, уразуметь	7	30
Безумие	Безумный, безумно, безумство, безумствовать, безумие, безрассудный, бессмысленный	7	34
Память	Память, (вс-)помнить(-ся), вспомянуть, забвение, забыть/забывать, (по)забытый	7	44

Продолжение таблицы 3

1	2	3	4
Колдовство	Очаровать, околдовать, волшебство	3	8
Борьба	Пленный, плен, пленник/пленница, победа, непобедимо, победитель / победительница	8	62
Свобода/рабство	Долг, право, свобода, свободный, освободить, раб, оковы	7	36
Творчество	Искусство, слово, стихи, слово, муза, актер/актриса, грим	8	107
Тайна	Тайна, тайный, таить(-ся,) затаить, загадка, загадать/загадывать, разгадка, скрывать/скрыть, потайной, тайно, таинство, таинственность, притаившийся, таинственный	17	81
Судьба	Судьба, роковой, неизбежный, случай, случайный, случайность, (не)случайно	7	73
Религия	Благословить/благословлять, благословенный, крест, святой, мольба, молитва, замолить. (по)молить(ся), Бог, божий, боже (обращение), Рождество, храм, церковь, колокол, колокольня, Благовест, звонница, Христос, святая Матерь, Господи /Господь, грешный, грех, Мекка	26	227

Как видно из таблицы 3, наиболее последовательно и широко в лирике К. Скворцова представлены поля «Время», «Пространство», «Жизнь/Смерть», «Религия», «Свобода», которые в большей степени соотносятся с лексико-семантическим полем «Любовь», о чем свидетельствуют количественные данные (число лексем и фразеологических единиц, представляющих эти поля), системность полей (жизнь/смерть, разум/безумие, свобода/рабство и др.), проявляющаяся в оппозиционном соотношении.

§2 Семантические микрополя
лексико-семантического поля «Любовь»

Лексико-семантическое поле «любовь» может быть рассмотрено как часть более широкого объединения – лексико-семантического поля «Чувство» (РСС-82). Ядерную зону этого поля составляют синонимически близкие слова: имена любовь, страсть, связь, симпатия и др. и глаголы любить, влюбиться, увлечься и др.

Эти единицы образуют более частные объединения – семантические микрополя [Чурилина 2002: 33]. Мы выделяем микрополя в составе лексико-семантического поля «Любовь» с целью реконструировать рассматриваемый концепт в индивидуальном варианте его представления в творчестве К.Скворцова на основе анализа его текстов. Для выделения семантических микрополей в составе лексико-семантического поля «Любовь» была проведена выборка текстовых фрагментов, установлена соотнесенность выявленных микрополей, проанализированы особенности их лексического наполнения.

1.Микрополе «дружба/близость»

Основой чувства любви может стать дружба.

В микрополе «дружба/близость» входят такие единицы, как друг (67 употреблений), дружба (2 употребления), брат/братья в значении «всякий человек, объединенный с говорящим общими интересами, положением, условиями» [«Словарь русского языка в четырех томах» под ред. А.П. Евгеньевой, т.1, с. 112] (21 употребление), братцы (1 употребление), собрат (2 употребления), братство (35 употреблений), товарищ (2 употребления),местоимения мой (65употреблений), твой (65употреблений), наш
(10 употреблений), ничей (8 употреблений), другой/другая (35 употреблений), верить (7 употреблений), вера (2 употребления).

Лексические единицы, обозначающие чувство автора к друзьям, выражают положительные эмоции, в основе которых лежит ощущение единения. Это значение актуализировано с помощью притяжательных местоимений мой, твой, наш, которые подчеркивают личную причастность, принадлежность кого-либо кому-, чему-либо, усиливая эмотивную сему «взаимное расположение, обоюдная близость». Им контекстуально противопоставлены местоимения ничей, другой/другая, выражающие семантику разъединенности с людьми. Необходимо отметить глаголы обняться, существительные брат/братья, братцы, братство, собрат, в значении которых выделяется общая сема «близость, объединение». В стихотворениях К.Скворцова существительные братья, друзья употребляются как собирательные («Сдвинем столы и обнимемся, братья, как прежде» – «Славяне», с. 185; «Друзья! Я поднимаю чашу /За Родину больную нашу» – «Ангелы, ко мне!», с.205).

Чувство глубокой привязанности к друзьям, высокая оценка чувства дружбы выражаются в данном микрополе лексемами священный (2 употребления), надежный (1 употребление), любимый (1 употребление), вечный (2 употребления), помощь (1 употребление), душа (2 употребления), любовь (2 употребления), память
(3 употребления), вспомнить (4 употребления), которые в языковой картине автора выражают ценность дружеских отношений, их непреходящий характер.

2. Микрополе «родство/близость» выражает осознание кровной близости.

В микрополе «родство/близость» входят такие единицы, как мама (8 употреблений), матушка (8 употреблений), мать
(14 употреблений), отец (12 употреблений), сын (7 употреблений), сынок (9 употреблений), усыновить (1 употребление), брат (2 употребления), братишка (1 употребление), правнук (4 употребления), местоимения мой (100употреблений), твой (71употребление), наш (4 употребления).

Лексические единицы микрополя «родство/близость» выражают глубокое сердечное чувство, объединяющее родных людей, с помощью лексем сердце, чувство, предчувствовать, надежда, помнить, память, дериватов матушка, сынок, братишка.

Как и в микрополе «дружба/близость», лексические единицы микрополя «родство/близость» выражают значение единения, что подтверждается использованием притяжательных местоимений мой, твой, наш. Лексическое наполнение микрополя «родство/близость» подчеркивает ценность родственных связей для человека, которые составляют суть жизни (спасение, основа, надежда, жить, живой).

3. Микрополе «духовная близость» объединяет лексические единицы, связанные с внутренним, нравственным миром человека. В данное микрополе входят лексические единицы, обозначающие высшие ценности человеческого существования, осознание которых характерно для определенного круга близких людей: свобода (7 употреблений), вера (4 употребления), верить (20 употреблений), веровать (1 употребление), поверить (11 употреблений), довериться (3 употребления), верный (3 употребления), верность (3 употребления), надежда (7 употреблений), правда
(4 употребления), правдивый (1 употребление).

Связь микрополей «дружба/близость», «родство/близость», «духовная близость» подчеркивается употреблением общих лексем (вера, верить, брат, сердце, душа, память, вспомнить).

Лексические единицы, входящие в микрополя «дружба/близость», «родство/близость», «духовная близость», занимают значительное место среди всех лексических единиц, представляющих лексико-семантическое поле «Любовь», что служит доказательством значимости духовной или кровной близости для поэта.

4. Микрополе «оценка»

Чувство любви может возникнуть вследствие высокой оценки объекта любви, как эмоциональной, так и этической, что эксплицируется в составе микрополя «оценка» такими единицами, как хороший (3 употребления), ласковый (7 употреблений), дорогая (12 употреблений), святой (17 употреблений), прекрасный (4 употребления), красота (14 употреблений), благо (1 употребление), благодарить (5 употреблений), благодарность (1 употребление), благодарный (2 употребления), благостный (2 употребления), благость (3 употребления), благословенный (1 употребление), благодать (4 употребления), благодатный (2 употребления), благой
(4 употребления).

Перечисленные лексические единицы отражают эмоциональное отношение субъекта к объекту любви и называют те качества, свойства, действия объекта любви, которые получают положительную оценку.

5. Микрополе «отношение»

Любовь определяет характер отношений между субъектом и объектом чувства. В составе лексико-семантического поля «Любовь» можно выделить микрополе «отношение».

Лексические единицы, входящие в данное микрополе, подразделяются на группы:

– формы проявления отношения: (по)любить (52 употребления), недолюбить (1 употребление), благословить/благословлять (3 употребления), признать (3 употребления), признаться (2 употребления), признание (4 употребления), прощать (5 употреблений), прощенье (9 употреблений), прощальный (1 употребление), прощание (1 употребление), прощай (2 употребления), обнять /обнимать (5 употреблений), объятия (13 употреблений), предать (5 употреблений), предавать (3 употребления), предательство
(4 употребления), решиться (2 употребления),

–отношение к объекту любви: любовь (87 употреблений), любимый, прил. (62 употребления), любимая, сущ. (12 употреблений), влюбленный (2 употребления), нелюбимый (3 употребления),

– скрытое отношение: (по)думать (17 употреблений), раздумать (2 употребления), одуматься (2 употребления), дума (2 употребления), помнить (26 употреблений), вспоминать/вспомнить (16 употреблений), преданность (2 употребления).

В состав микрополя «отношение» входит глагольная и отглагольная лексика, которая подчеркивает деятельный характер чувства любви как одну из основных особенностей концепта «Любовь».

6. Микрополе «страсть»

В составе лексико-семантического поля «Любовь» в лирике К.Скворцова выделяется микрополе «страсть», которое представлено лексическими единицами страсть (11 употреблений), поцелуй (5 употреблений), (по)целовать(ся) (7 употреблений), ласкать (3 употребления), ласка (2 употребления).

Микрополе «страсть» соотнесено с микрополем «отношение», так как представляет одну из форм проявления чувства любви.

7. Микрополе «эмоции».

Микрополе «эмоции» очень широко представлено в лирике К.Скворцова и позволяет говорить о любви как об источнике самых разнообразных чувств и состояний – положительных и негативных (в отличие от Русского семантического словаря, где дескрипторы соответствующей статьи толкуют любовь как положительное чувство).

Микрополе «эмоции» подразделяется на две группы:

– положительные эмоции: счастье (25 употреблений), счастливый (16 употреблений), радость (34 употребления), радостный (4 употребления), восторг (10 употреблений), торжество в значении «чувство радости, ликования»(1 употребление), торжественный в значении «вызывающий возвышенный настрой своей глубокой значительностью, величественностью»(8 употреблений), торжественно, нар. (3 употребления), сиять в значении «блестеть от радости, счастья»(2 употребления), смеяться
(7 употреблений), теплый в значении «отличающийся внутренней теплотой, согревающий душу, ласковый, приветливый»(28 употреблений), тепло, сущ. в значении «сердечность, теплота, доброе, сердечное отношение к кому-, чему-либо»(19 употреблений), улыбка (14 употреблений), улыбаться/улыбнуться (10 употреблений), тепло, нар. (2 употребления),

– негативные эмоции: вина (17 употреблений), винить
(8 употреблений), виновный (3 употребления), слезы (40 употреблений), слезинка (4 употребления), (по)плакать (31 употребление), оплакать (1 употребление), выплакать (1 употребление), расплакаться (2 употребления), плачущий (2 употребления), отчаяние (16 употреблений), отчаянный (4 употребления), тоска (4 употребления), боль (31 употребление), больной (2 употребления), болеть (3 употребления), больно, нар. (7 употреблений), выболеть
(1 употребление), горе (20 употреблений), горести (4 употребления), горестный (4 употребления), горечь (2 употребления), горький (24 употребления), горько (4 употребления), жестокость
(1 употребление), жестокий (20 употреблений), жестоко, нар
(15 употреблений), страдать (4 употребления), выстрадать
(2 употребления), страданье (3 употребления), состраданье
(2 употребления), грустить (6 употреблений), грустный (2 употребления), грусть (12 употреблений), грустно (3 употребления), единственный (7 употреблений), муки (3 употребления), одиночество (3 употребления), одинокий (5 употреблений), одиноко
(3 употребления), печаль (9 употреблений), печальный (4 употребления), печально (1 употребление), печалить (1 употребление), ласковый (6 употреблений).

Выделение микрополей в составе лексико-семантического поля «Любовь» обусловлено особенностями языковой личности автора. Самым объемным является микрополе «Эмоции» (42,3%), в котором объединяются лексические средства обозначения чувств. Они несут информацию об эмоциональном состоянии лирического субъекта (положительной и негативной модальности). Количественный анализ подтверждает выводы об особенной ценности чувств в языковой картине мира поэта.

Все обозначенные нами микрополя находятся между собой в состоянии взаимного пересечения, дополняют и обогащают функционально-семантическую сферу «Любовь», которая характеризуется многоаспектностью, сложностью и разнообразием смыслов.

Таблица 4

Семантические микрополя лексико-семантического
поля «Любовь»в лирике К. Скворцова

Микрополе	Количество единиц	Количество употреблений	%
Дружба/близость	23	331	17,8
Родство/близость	21	260	13,9
Духовная близость	11	73	3,9
Оценка	17	72	3,8
Инстинкт	3	69	3,7
Отношение	32	265	14,2
Связь	3	7	0,4
Эмоции	положительные	18	294	15,8
негативные	44	494	26,5
Итого	172	1865	100

Проведенный анализ позволил выявить 172 лексических единицы, репрезентирующие концепт «Любовь» в лирике К.Скворцова, образующие микрополя «дружба/близость», «родство/близость», «духовная близость», «оценка», «отношение», «страсть», «эмоции» и включающие дефиниции: 1) чувство склонности, привязанности к кому-либо, вытекающее из отношений близкого родства, дружбы, товарищества и т.п.; 2) чувство глубокой привязанности к кому-, чему-либо; 3) чувство, основанное на половом влечении, отношения двух лиц, взаимно связанных этим чувством; 4) любовь – это чувство Божеское (таблица 4).

Лексические единицы, входящие в названные микрополя, эксплицируют различные стороны концепта «Любовь». Анализ частотности языковых единиц – репрезентантов семантических микрополей – позволяет сделать вывод о том, что ядром лексико-семантического поля концепта «Любовь» являются лексические единицы, входящие в микрополя «эмоции», «дружба/близость», «родство/близость», «отношение». В то же время на периферии оказываются микрополя «связь», «инстинкт», «оценка». Большая часть эмотивной коннотации (микрополе «эмоции») имеет негативный характер (27%), меньшая – позитивный (16%), что согласуется с результатами исследований, проведенных другими лингвистами [Бабенко 1989: 55], [Воркачев 2007].

Разнообразие входящих в концепт «Любовь» семантических микрополей подтверждает значимость данного концепта для творчества К.Скворцова и многомерность его раскрытия в поэзии автора.

§3. Категориальные классы слов,
эксплицирующих концепт «Любовь»
в поэзии К. Скворцова

Лексическая структура концепта «Любовь» отражает представления поэта о любви. Анализ частотности употребления лексем мы считаем значимым и показательным. Наряду с другими исследованиями он дает нам необходимую информацию.

Узуально закрепленные коннотативные смыслы присущи всем категориальным классам слов. По результатам исследования, проведенного Л.Г. Бабенко [Бабенко 1989: 65], в русском языке приоритет в изображении эмоций принадлежит глаголу (35,2%), за глаголом следуют существительные (30,4%), прилагательные (24,1%) [Бабенко 1989: 65].

В лирике К. Скворцова наиболее высока частотность употребления категориальных классов слов, называющих чувства, эмоциональное состояние человека, что является характерным для лирических произведений (таблица 5). Среди них можно выделить слова

– со значением отвлеченной предметности, номинирующие чувство любви и связанные с ним переживания, ощущения,

– обозначающие состояния и отношения (отвлеченные существительные),

– со значением конкретной предметности, называющие субъект или объект чувства (конкретные существительные),

– обозначающие совокупность лиц (собирательные существительные).

Они дают отвлеченное обозначение чувств, характеризуют психическое состояние и свойства человека, эмоции, отношения.

Среди слов с категориальным значением действия большую группу составляют слова, передающие любовь и сопровождающие ее чувства как состояние и проявление эмоций, адекватно отражающие ситуации действительности, ее драматургичность (глаголы, причастия, деепричастия, отглагольные существительные).

Для отражения состояния человека и характеристики каких-либо действий используются слова с категориальным значением признака, состояния в широком смысле слова (прилагательные, причастия, наречия, слова категории состояния).

У К. Скворцова частотно употребляются слова с категориальным значением указательности (местоимения), среди которых преобладают единицы, используемые для самообозначения субъекта, указывающие на объект любви, лексемы со значением принадлежности, подчеркивающие наличие определенных связей между людьми.

В поэзии К. Скворцова довольно часто встречаются междометия – категориальный класс слов, не обладающих номинативной функций, но тем не менее имеющих «осознанное коллективом смысловое содержание…», осмысленных «как коллективные знаки … выражения душевного состояния» [Виноградов 1947: 755]. В каждом междометии сосуществуют разные смыслы, комплексность которых отражена в словарных дефинициях. У К. Скворцова наиболее частотным является междометие «о», которое находится между денотативной и коннотативной лексикой, т.к. ориентировано на выражение чувства, а не на его обозначение. Оно употребляется, согласно «Словарю русского языка» под ред. А.П. Евгеньевой, для усиления экспрессивности высказывания, в риторическом обращении для усиления его выразительности, для выражения чувства боли, отчаяния. Все указанные в словаре смыслы междометия «о» представлены в поэзии К. Скворцова многочисленными примерами: «О, как же мы красиво лжем» («Игра», с. 256), «О, сколько прокатилось зыбких дней!» («Острова», с. 269), «О Родина, куда же ты пришла?!» («Под Новгородом, Юхновом и Ржевом», с. 174), «О стражи, не судите строго и не спешите женщину казнить» (сонет 95), «О, всё не так, не так в моём краю: /Река стоит. / Не зеленеют рощи» («Я жду весну», с. 102).

Частицы вносят добавочные смысловые, эмоционально-экспрессивные, модальные оттенки в значение других слов, словосочетаний и предложений: «А быть может, лишь ты, /Ты виною всему…» («То ли птицы виновны…», с. 5), «Матери ласковый взгляд и нехитрое слово – / Только они мне спасенье на этой земле» («Плач по матери», с. 167). Слова лишь, только вносят дополнительное ограничительно-выделительное значение, подчеркивают уникальность предмета любви.

Воплощение чувства любви с использованием слов разных категориальных классов расширяет семантическое пространство данного концепта: любовь представлена как многомерное, сложное чувство лирического субъекта, направленное на объект, воплощающееся в действиях лирического субъекта и объекта

Таблица 5

Категориальные классы слов в поэзии К. Скворцова

Часть речи	Категориальное значение	Лексема	Количество единиц	Количество употреблений (в %)
1	2	3	4	5
Имя существительное	Со значением отвлеченной предметности	Любовь, дружба, братство, красота, радость, благодарность, восторг, счастье, торжество, тепло (сущ.), благо, благость, благодать, одиночество, отчаянье, печаль, тоска, горечь	18	11,3%
Обозначающие состояния, отношения, качества	Безумие, дума, признание, связь, улыбка, вина, спасенье, слезы, боль, болезнь, горести, горечь, жестокость, объятия, предательство, преданность, печаль, грусть, сиянье, поцелуй	24	15,2%
	Называющие субъект/объект	Друг, брат, собрат, братцы, товарищ, матушка, мать, отец, сын, сынок, сыны, влюбленный (сущ.), грешник, любимая (субстантивированное прилагательное), дорогая (субстантивированное прилагательное), родная (субстантивированное прилагательное)	16	10,2%
	Итого	58	36,8%

Продолжение таблицы 5

1	2	3	4	5
Имя прилагательное, причастие, наречие, категория состояния	Значение признака	хороший, ласковый, любимый, любимая, святой, прекрасный, безумный, счастливый, радостный, жестокий, горький, горестный, больной, отчаянный, виновный, теплый, торжественный, благодарный, благостный, благословенный, благодатный, благой, единственный, дорогая, хороший, нежный, грустный, одинокий, печальный	33	20,8%
торжественно, жестоко, вдвоем, печально, влюбленно	5	3,1%
горько, больно, тепло, грустно, одиноко	5	3,1
Глагол, причастие, деепричастие, отглагольные существительные	Значение действия	Любить, (по)думать, раздумать, одуматься, сиять, благодарить, признать, признаться, связать, связанный, болеть, выболеть, недолюбить, (по)плакать, оплакать, выплакать, расплакаться, плачущий, винить, смеяться, улыбаться/улыбнуться, благодарить, исцелить, предать, благословить/благословлять, воскресший, грустить, обнимать/обнять, решиться, страшиться, спасти, страдать, выстрадать, ждать, прощать, помнить, вспоминать, усыновить, прощать, прощай, обнять/обнимать, предать, грустить, печалить, ласкать	45	28,8%
предательство, ласка, прощанье, прощенье, страданье

Окончание таблицы 5

1	2	3	4	5
Место-имения	Значение указательности	я, ты, мы, мой (моя), наш, твой, ее, другой/другая	9	5,7%
Междометия	Комплекс значений	о, ах, эх	3	1,9%
Частицы	Ограничительно-выделительное значение	только, лишь	3	1,9%
Итого	157	100%

***

Концепт как фрагмент картины мира может быть проанализирован только в связи с другими фрагментами. Его своеобразие устанавливается на основе того, каким является его ближайшее окружение.

Семантический анализ лексического наполнения концепта «Любовь» и его количественный анализ способствовал воссозданию концептуальной карты лексемы «любовь» в поэзии К.Скворцова.

Концепт «Любовь» соотносится с концептами «Время», «Разум», «Религия», «Тайна», «Жизнь / Смерть», «Пространство», которые помогают смоделировать внутренний мир человека. Анализ частотности лексических единиц, входящих в соотносимые с концептом «Любовь» концептуальные поля, позволяет сделать вывод о том, что для К. Скворцова наиболее значимыми в семантическом пространстве концепта «Любовь» оказываются концепты «Религия», «Жизнь/Смерть», «Время». Это свидетельствует о том, что для поэта чувство любви связано с базовыми ценностями человечества, с основами жизни.

Лексико-семантическое поле «любовь» может быть рассмотрено как часть более широкого объединения – лексико-семантического поля «Чувство». Ядерную зону этого поля составляют синонимически близкие слова: имена любовь, страсть, связь, симпатия и др. и глаголы любить, влюбиться, увлечься и др.

Выделение микрополей в составе лексико-семантического поля «Любовь» обусловлено особенностями языковой личности автора. Самым объемным является микрополе «Эмоции», в котором объединяются лексические средства обозначения чувств. Они несут информацию об эмоциональном состоянии лирического субъекта (положительной и негативной модальности).

Лексические средства, эксплицирующие все названные лексико-семантические поля и микрополя как грани сложно организованной и неоднозначной сущности – базового концепта «Любовь», образуют функционально и тематически однородное объединение средств объективации базового концепта «Любовь».

Заключение

Концепт – важнейшая составляющая индивидуально-автор-ской картины мира, базовая единица культуры.

Лексема «Любовь» номинирует один из базовых культурных концептов, выражающий духовные сущности, имеющий сложную и тонкую структуру и богатое ценностное и эмоциональное содержание. Семантическое пространство концепта «Любовь» не имеет определенных границ.

Концепт «Любовь» в данной работе рассматривался как индивидуально-авторский художественный концепт, который может быть представлен всей совокупностью текстов К. Скворцова. Концепт «Любовь» получил яркое выражение в творчестве поэта. Он является центральным в индивидуальной картине мира поэта и отличается в системе его индивидуально-авторского стиля определённым своеобразием. При этом данный концепт базируется на общечеловеческих ценностях, связан с общенародными представлениями, общелитературными понятиями, художественными образами.

Рассмотренный концепт представляет собой сложную и многомерную структуру, в которой наиболее актуальными оказались семантические компоненты: 1) чувство склонности, привязанности к кому-либо, вытекающее из отношений близкого родства, дружбы, товарищества; 2) чувство глубокой привязанности к кому-, чему-либо; 3) чувство, основанное на половом влечении, отношения двух лиц, взаимно связанных этим чувством; 4) любовь – это чувство Божеское (христианское), общечеловеческое. Семантические компоненты взаимосвязаны, обнаруживают определенную степень спаянности, общие смысловые планы, общие художественные образы, в которых отражена как национально-культурная специфика концепта «Любовь», так и особенности его интерпретации К. Скворцовым.

Семантический компонент «чувство склонности, привязанности к кому-либо, вытекающее из отношений близкого родства, дружбы, товарищества». в лирике К. Скворцова предстает в двух разновидностях: как чувство склонности, привязанности к друзьям и как чувство привязанности к родным (к матери). В нем выделяютсяследующие смысловые планы: 1) сильное чувство, несущее страдание и муку; 2) глубокое, духовное чувство, дающее счастье. Ведущим является смысловой план «сильное чувство, несущее страдание и муку». Страдание вызывается утратой близких, разлукой, разрушением естественных человеческих связей, разобщенностью, ощущением вины перед близкими и родными.

Выражение данного семантического компонента связано с фольклорной традицией, что подтверждается использованием традиционных фольклорных образов, народно-поэтических метафор, традиционных для носителей русского языка фразеологических единиц.

Смысловые планы данного семантического компонента реализуются на основе эмоционально окрашенных лексем, фразеологических единиц, метафорических сравнений.

Особенностью индивидуального стиля К. Скворцоваявляется использование авторских вариаций традиционных метафор.

Семантический компонент «чувство глубокой привязанности к Родине» также имеет большое значение в общей структуре творчества К. Скворцова. Он складывается из нескольких смысловых планов, связанных со смысловым наполнением других компонентов, входящих в концепт «Любовь». Любовь к родине является источником страданий лирического героя и глубоко духовным чувством, приносящим радость и счастье.

В осмыслении этого семантического компонента большую роль играют традиционные образы, индивидуально-авторские метафоры, трансформированные фразеологические единицы, интертекстемы.

Семантический компонент «чувство, основанное на половом влечении, отношения двух лиц, взаимно связанных этим чувством» занимает центральное место в концепте «Любовь» в индивидуально-авторской картине мира К. Скворцова. Чувство любви предстает во всем своем многообразии и противоречивости. Все смысловые планы данного семантического компонента взаимосвязаны, о чем свидетельствует наличие общих художественных образов, общих сем.

Различные семантические компоненты концепта «Любовь» ярко обнаруживают себя в драматургии К. Скворцова. В пьесах наиболее актуальными оказались следующие семантические компоненты: 1) чувство, основанное на половом влечении, отношения двух людей, связанных этим чувством; 2) любовь Божия (христианская), общечеловеческая.

Личностный концепт «Любовь» в творчестве К. Скворцова предстает как многомерное образование, тем не менее представляющее собой нечто цельное, отличающееся структурной однородностью. В нем принципиально не разграничиваются аспекты любви, что является отличительной чертой идиостиля К. Скворцова.

Изучение концепта проводится на основе анализа слова как средства материализации концепта, его содержательной формы в виде образа, понятия, символа. Семантическое пространство концепта «Любовь» может быть более полно охарактеризовано словами с различными категориальными значениями.

При анализе концепта как фрагмента картины мира учитывались его связи с другими фрагментами, что позволяет определить его своеобразие, воссоздать концептуальную карту лексемы «любовь» в поэзии К.Скворцова.

На основе анализа установлено, что концепт «Любовь» соотносится с концептами «Время», «Разум», «Религия», «Тайна», «Жизнь/Смерть», «Пространство», которые помогают смоделировать внутренний мир человека. Анализ частотности лексических единиц, входящих в соотносимые с концептом «Любовь» концептуальные поля, позволяет сделать вывод о том, что для К. Скворцова наиболее значимыми в семантическом пространстве концепта «Любовь» оказываются концепты «Религия», «Жизнь / Смерть», «Время». Это свидетельствует о том, что для поэта чувство любви связано с базовыми ценностями человечества, с основами жизни.

В целом, особенности смыслового наполнения концепта «Любовь», многообразие и богатство средств вербализации концепта, многомерность его связей с другими концептами, наличие в рассматриваемом поле концепта не только общенародных, фольклорно-поэтических, но и индивидуально-авторских составляющих свидетельствуют о несомненном своеобразии, сложности содержания поэтического творчества К. Скворцова.

Список литературы

I. Основные источники исследования

1) Скворцов, К.. Избранные произведения. В 3 т. [Текст] /
К. Скворцов. – М.: Русская книга, 1999

2) Скворцов, К. Берег милый. Лирика. [Текст] / К. Скворцов.– Челябинск: Взгляд, 2003

3) Скворцов, К. Сим победиши! Драматический триптих истории христианства в Византии. [Текст] / К. Скворцов. – М.: ИИПК «Ихтиос», 2005.

II . Словари

Ахманова, О.С. Словарь лингвистических терминов. [Текст] / О.С. Ахманова. – М.: Советская энциклопедия, 1966. – 607 с.
Большой толковый словарь русских существительных: Идеографическое описание. Синонимы. Антонимы. [Текст] / Под ред. проф. Л.Г. Бабенко. – М.: АСТ-ПРЕСС КНИГА, 2005.
Большой толковый словарь русского языка. [Текст] /Сост. и гл. ред. С.А. Кузнецов. – СПб., 1998. – С. 509
Даль, В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4 т. [Текст] / В.И. Даль. – М.: Русский язык, 1989.
Караулов, Ю.Н. Русский ассоциативный словарь. В 2 т. [Текст] / Ю.Н. Караулов. – М.: «Издательство Астрель»: ООО «Издательство АСТ», 2002.
Краткий словарь когнитивных терминов. [Текст] / Под общей редакцией Е.С. Кубряковой. –М.: МГУ им. М.В. Ломоносова, 1996. – 250 с.
Малый энциклопедический словарь Ф. Брокгауза и И. Эфрона – Спб, 1909, т.2, вып.3. – 1055 с.
Мифологический энциклопедический словарь. / Гл. ред.
Е.М. Мелетинский. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1991.
Мифы народов мира: Энциклопедия. В 2 т. / Под ред. С.А. Токарева. – М.: Большая Российская энциклопедия, 2003. – Т. 1 – 671 с., т. 2 – 719 с.
Розенталь, Д.Э. Словарь-справочник лингвистических терминов. [Текст] / Д.Э. Розенталь, М.А. Теленкова. – М.: Просвещение, 1976. – 543 с.
Русский семантический словарь (опыт автоматического построения тезауруса: от понятия к слову). / Ю.Н. Караулов, В.И. Молчанов и др. — М., 1982.
Символы, знаки, эмблемы: энциклопедия [Текст]./ Авт.-сост. В. Андреева и др. – М.: АСТ, Астрель, 2004. – 556 с.
Славянская мифология: Энциклопедический словарь [Текст]. – М.: Эллис Лак, 1995. – 416 с.
Словарь русского языка: В 4-х т. [Текст] /АН СССР, Ин-т рус. яз.; Под ред. А.П. Евгеньевой. – 3-е изд. – М.: Русский язык, 1985 – 1988. Т.2. – С. 209
Степанов, Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. 2-е изд. [Текст] / Ю.С. Степанов – М.: 2001. – С.57
Степанов, Ю.С., Проскурин, С.Г. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. [Текст] / Ю.С. Степанов,
С.Г. Проскурин. – М.: Наука, 1993. – С. 5-30
Толковый словарь русского языка [Текст] / Под ред.
Д.Н. Ушакова. – М.: 1934 – 1940. – Т. 2, с. 108
Убийко, В.И. Концептосфера внутреннего мира человека в русском языке: Функционально-когнитивный словарь [Текст] /
В.И. Убийко. – Уфа: Изд-е Башкирского ун-та, 1998. – 232 с.
Фасмер, М.Р. Этимологический словарь русского языка:
в 4 т. [Текст] / М,Р. Фасмер. Т. 2, с. 544. – Спб.: Издательство «Азбука»: Издтельский центр «Терра», 1996.

III. Научная литература

Абрамов, В.П., Абрамова, Г.А. Семантическое поле как категория художественного текста. [Текст] // Русское слово в мировой культуре. Материалы Х конференции МАПРЯЛ. – СПб., 2003. – 293 с.
Алефиренко, Н.Ф. Поэтическая энергия слова. Синергетика языка, сознания и культуры. [Текст] / Н.Ф. Алефиренко. – М.: Academia, 2002. – 194 с.
Алефиренко, Н.Ф. Теоретические основы учения о «внутренней форме» фразем [Текст] / Н.Ф. Алефиренко // Семантика языковых единиц. – М.: 1996. – С. 128-130.
Антология концептов. [Текст] / Под ред В.И. Карасика,
И.А. Стернина. – М.: Гнозис, 2007. – 512 с.
Апресян, В.Ю., Апресян, Ю.Д. Метафора в семантическом представлении эмоций. / В.Ю.Апресян, Ю.Д.Апресян. // Вопросы языкознания, 1993, №3. – С. 34 -36.
Апресян, Ю.Д. Лексическая семантика: Синонимические средства языка. [Текст] / Ю.Д.Апресян. – М.: Наука, 1974. – 368 с.
Арапова, О.А., Гайсина, Р.М. Дружба. [Текст] / О.А. Арапова, Р.М. Гайсина. // Антология концептов. Под ред В.И. Карасика,
И.А. Стернина. – М.: Гнозис, 2007. – С. 44 — 60
Арахава, Есико. Концепт «Любовь» в русском языке на материале русских романсов в сопоставлении с японским романсом. [Текст] / Есико Арахава. – Дис. …канд.филол. наук. – Спб., 2005.
Арзямова, О.В. Концепт «Любовь» и его смысловое отражение в романе И.С. Шмелева «Лето господне». [Текст] / О.В. Арзямова. // Материалы региональной конференции «Актуальные проблемы русского языка», посвященной 70-летию ЧГПУ. Под общей редакцией Л.П. Гашевой. – Челябинск: Юж-Урал. книж. изд-во, 2005. – С. 335-338
Арутюнова, Н.Д. Истина: фон и коннотация [Текст] / Н.Д.Арутюнова. // Логический анализ языка. Культурные концепты. – М.: Наука,1991. – С. 21-30
Арутюнова, Н.Д. Язык и мир человека. [Текст] / Н.Д. Арутюнова. – М.: Языки русской культуры, 1999. – 896 с.
Арутюнова, Н.Д. Языковая метафора [Текст]/ Н.Д. Арутюнова // Лингвистика и поэтика. – М.: Наука, 1979. – С. 147 — 173
Аскольдов, С.А. Концепт и слово [Текст] / С.А. Асколь-
дов. // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология. – М.: Академия, 1997. – С. 267 – 279
Астахова, Е.В. К вопросу о разграничении терминов «концепт» и «понятие» в современной лингвистике. [Текст] / Е.В. Астахова // Концепт и культура: Материалы 111 Международной научной конференции, посвященной памяти доктора филологических наук профессора Н.В. Феоктистовой (Кемерово, 27 – 28 марта 2008 г.). – С. 185 — 191
Атаманова, Н.Г. Символика наименований музыкальных инструментов и их лексикографическое выражение в «поэтическом словаре Ф.И. Тютчева» [Текст] / Н.Г. Атаманова. // Материалы региональной конференции «Актуальные проблемы русского языка», посвященной 70-летию ЧГПУ. Под общей редакцией Л.П. Гашевой. – Челябинск: Юж-Урал. книж. изд-во, 2005. – С. 257-261
Ахмедова, Ю.А. Идиостиль сонетов И. Северянина из цикла «Медальоны». [Текст] / Ю.А. Ахмедова.– Автореферат дисс. … канд. филол. наук. – Челябинск, 2008 – 23 с.
Бабенко, Л.Г. Лексические средства обозначения эмоций в русском языке. [Текст] / Л.Г. Бабенко. – Свердловск: Издательство Уральского университета, 1989. – 184 с.
Бабенко, Л.Г. Лингвистический анализ художественного текста. [Текст] /Л.Г. Бабенко. – Екатеринбург: Изд-во Уральского гос. ун-та, 2000. – 533 с.
Бабенко, Л.Г. Филологический анализ текста. Основы теории, принципы и аспекты анализа: Учебник для вузов. [Текст] /
Л.Г. Бабенко. – М.: Академический Проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2004. – 464 с.
Балашова, Е.Ю. Любовь и ненависть. [Текст] / Е.Ю. Балашова. // Антология концептов. Под ред В.И.Карасика, И.А. Стернина. – М.: Гнозис, 2007. – С. 111 – 129
Балли, Ш. Французская стилистика. [Текст]/ Ш. Балли. – М.: Иностр. лит., 1961. –394 с.
Бахтин, М.М. Эстетика словесного творчества. [Текст] /М.М. Бахтин. – М.: Искусство, 1979. – 424 с.
Болотнова, Н.С. Филологический анализ текста: учеб. пособие. [Текст] / Н.С. Болотнова. – 3-е изд., испр. и доп. – М.: Флинта: Наука, 2007. – 520 с.
Бондаренко, С.В., Гончарова, Н.В. Культурная и языковая картины мира в культурной антропологии. [Текст] / С.В. Бондаренко, Н.В. Гончарова // Концепт и культура: Материалы 111 Международной научной конференции, посвященной памяти доктора филологических наук профессора Н.В. Феоктистовой (Кемерово, 27 – 28 марта 2008 г.). – С. 35 – 42
Бурдина, Е.А. Концепт «Язык» и его лексико-семантическое наполнение в лирике И. Бродского. [Текст] / Е.А. Бурдина // Материалы региональной конференции «Актуальные проблемы русского языка», посвященной 70-летию ЧГПУ. Под общей редакцией Л.П. Гашевой. – Челябинск: Юж-Урал. книж. изд-во, 2005. – С. 346-349.
Бурмако В.М. Лексика как средство создания образа зла в поэме Сергея Борисова «Приговор». [Текст] /В.М. Бурмако // Материалы региональной конференции «Актуальные проблемы русского языка», посвященной 70-летию ЧГПУ. Под общей редакцией Л.П. Гашевой. – Челябинск: Юж-Урал. книж. изд-во, 2005. –С. 261- 265
Бушакова, М.Н. Концепт как базовое средство языковой концептуализации мира: к проблеме статусирования [Текст] /
М.Н. Бушакова, Л.Ю. Буянова // Проблемы концептуализации действительности и моделирования языковой картины мира. – Вып. 2. – Архангельск: Поморский университет, 2005
Валгина, Н.С. Теория текста [Текст] / Н.С. Валгина. – М.: Изд-во Логос, 2003. – 278 с.
Вежбицкая, А. Понимание культур через посредство ключевых слов. [Текст] / А. Вежбицкая. – М.: Языки славянской культуры, 2001. –287 с.
Вежбицкая, А. Язык. Культура. Познание: Пер. с англ. [Текст] /А.Вежбицкая – М.: Русские словари, 1997. – 416 с.
Вильмс, Л.Е. «Любовь». [Текст] / Л.Е. Вильмс. // Антология концептов. Под ред В.И.Карасика, И.А.Стернина. – М.: Гнозис, 2007. – С. 102 –111
Виноградов, В.В. Избранные труды. О языке художественной прозы. [Текст] / В.В. Виноградов. –М.: Наука, 1980. – 360 с.
Виноградов, В.В. Проблемы русской стилистики. [Текст] / В.В. Виноградов. – М.: Высшая школа, 1981. – С. 119 – 156.
Виноградов, В.В. Русский язык: (Грамматическое учение о слове). [Текст] / В.В.Виноградов. – М: Л.: Учпедгиз, 1947. – 784 с.
Виноградов, В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. [Текст]/ В.В. Виноградов. М.: Наука, 1963. – 255 с.
Винокур, Г.О. Об изучении языка литературных произведений. [Текст]/ Г.О. Винокур // Винокур Г.О. О языке художественной литературы. – М.: Высш. шк., 1991. – С. 32 – 62
Воркачев, С.Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт: становление антропоцентрической парадигмы в языкознании [Текст] / С.Г. Воркачев // Филологические науки. – 2001. – №1
Воркачев, С.Г. Любовь как лингвокультурологический концепт. [Текст] / С.Г. Воркачев. М.: Гнозис, 2007. – 288 с.
Воркачев, С.Г. Счастье как лингвокультурный концепт. [Текст] / С.Г. Воркачев. – М.: Гнозис, 2004. – 236 с.
Воробьев, В.В. Лингвокультурология. Теория и методы. [Текст] / В.В. Воробьев. – М.:1997
Габдуллина, С.Р. Концепт Дом/Родина и его словесное воплощение в индивидуальном стиле М. Цветаевой и поэзии русского зарубежья первой волны: сопоставительный аспект. [Текст] /С.Р. Габдуллина. – М., 2004.
Гаврилова, И.С. Аксиологический смысл концепта «счастье» в лингвокультуре. [Текст] / И.С. Гаврилова. – Дис. …канд.филол. наук. – Волгоград, 2003.
Гашева, Л.П. Категория времени в поэтическом тексте ( на материале русских фразеологизмов). [Текст] // Л.П. Гашева. //Вестник Курганского гос.ун-та, 2005, №3. – С. 126 – 131.
Головатина, В.М. Образные репрезентации концепта «Вдохновение» в русской литературе 19-20 в.в. [Текст] / В.М. Головатина // Материалы региональной конференции «Актуальные проблемы русского языка», посвященной 70-летию ЧГПУ. Под общей редакцией Л.П. Гашевой. – Челябинск: Юж-Урал. книж. изд-во, 2005. – С.351-354
Головач, К.Ю. Символические признаки в структуре концепта «Любовь» (на примере авторской картины мира А.С. Пушкина) [Текст] / К.Ю. Головач. // Концепт и культура: материалы 111 Международной научной конференции «Концепт и культура».
Головенкина, Н.В. Метафорическое моделирование действительности в художественной картине мира М.А. Булгакова. [Текст] /
Н.В. Головенкина. – Автореферат дисс. … канд. филол. наук. – Челябинск, 2007. – 22 с.
Горшков, А.И. Русская стилистика: учеб. пособие [Текст] / А.И. Горшков. – М.: ООО «Изд-во Астрель», 2001. – 367 с.
Григорьев, А.А. Культурологический смысл концепта. [Текст] /А.А. Григорьев. – Дис. …канд.филол. наук. – М., 2003
Григорьева, А.Д. Слово в поэзии Тютчева. [Текст] /
А.Д. Григорьева. – М.: Наука, 1980. – 448 с.
Гумбольдт, В. Избранные труды по языкознанию. [Текст] / В. Гумбольдт. – М.: Прогресс, 1984. – 398 с.
Данькова, Т.Н. Концепт «любовь» и его словесное воплощение в индивидуальном стиле А. Ахматовой: дисс. на соискание ученой степени канд.филол.наук [Текст] / Данькова Т.Н. – Воронеж: Воронежский ГПУ, 2000. – 200 с.
Деева, Н.В. Ассоциативно-смысловое поле концепта «Смерть». [Текст] / Н.В. Деева. // Концепт и культура: Материалы 111 Международной научной конференции, посвященной памяти доктора филологических наук профессора Н.В. Феоктистовой (Кемерово, 27 – 28 марта 2008 г.). – С. 247 — 253
Демьянков, В.З. Лингвистическая интерпретация текста: универсальные национальные (идиоэтнические) стратегии // Язык и культура: факты и ценности. [Текст] / В.З. Демьянков. – М., 2001. – 210 с.
Демьянков, В.З. Понятие и концепт в художественной литературе и в научном языке. [Текст] / В.З. Демьянков. // Вопросы филологии,2001, №1. – С. 35 – 47
Дзюба, Е.В. Концепты «жизнь» и «смерть» в поэзии М. Цветаевой: Дис. … канд.филол. наук [Текст] / Е.В. Дзюба. – Екатеринбург, 2001. – 255 с.
Жирмунский, В.М. Поэтика русской поэзии. [Текст] /
В.М. Жирмунский. – Спб.: Азбука-классика, 2001. – 496 с.
Жуков, В.П. Семантика фразеологических оборотов. [Текст] / В.П. Жуков. – М.: Просвещение, 1978. – 159 с.
Зализняк, А. Заметки о метафоре. / А. Зализняк // Слово в тексте и в словаре: Сб. ст. к семидесятилетию академика Ю.Д. Апресяна. Отв. ред.: Л.Л. Иомдин, Л.П. Крысин; Сост.: И.М. Богуславский, Л.Л. Иомдин, Л.П. Крысин. – М.: Языки русской культуры, 2000. –
С. 82 – 90
Звегинцев, В.А. Мысли о лингвистике. [Текст] / В.А. Звегинцев. – М.: МГУ, 1996
Иванчикова, Е.А. Лексический повтор как экспрессивный прием синтаксического распространения [Текст] / Е.А.Иванчикова // Мысли о современном русском языке / под ред. В.В. Виноградова. – М.: Просвещение, 1969. – С. 126 – 139.
Казабеева, В.А. О содержании понятия «лингвокультурный концепт» в современной лингвистике [Текст] / В.А. Казабеева // Концепт и культура: Материалы 111 Международной научной конференции, посвященной памяти доктора филологических наук профессора Н.В. Феоктистовой (Кемерово, 27 – 28 марта 2008 г.). – С. 261 – 266
Калинина, М.В. Лексико-семантическое поле «Одежда» в донском казачьем диалекте: этнолингвистический и лингвокультурологический аспекты. [Текст] / М.В. Калинина. – Автореферат дисс. … канд. филол. наук. – Волгоград, 2008.
Карасик, В.И. Культурные доминанты в языке [Текст] / В.И. Карасик // Языковая личность, культурные концепты. – 1996. – С. 3 – 16
Карасик, В.И. Культурные доминанты в языке. // Языковая личность: культурные концепты [Текст] / В.И. Карасик. – Волгоград, 1996. – 191 с.
Карасик, В.И., Слышкин, Г.Г. Базовые характеристики лингвокультурных концептов. [Текст]/ В.И. Карасик, Г.Г. Слышкин. // Антология концептов. Под ред В.И. Карасика, И.А. Стернина. – М.: Гнозис, 2007. – С. 12-13
Караулов, Ю.Н. Лингвистическое конструирование и тезаурус литературного языка. [Текст] / Ю.Н. Караулов. – М.: 1981. – С.160
Караулов, Ю.Н. Лингвистическое конструирование и тезаурус литературного языка. [Текст] / Ю.Н. Караулов. – М.: 1981. – С.160
Караулов, Ю.Н. Общая и русская идеография. [Текст] / Ю.Н. Караулов. М.: Наука, 1976. – 356 с.
Караулов, Ю.Н. Русский язык и языковая личность. [Текст] / Ю.Н. Казаков. – М.: Наука, 1987. – 263 с.
Караулов, Ю.Н. Структура лексико-семантического поля // Филологические науки. – 1972. – №1. – С. 57-68.
Каримова, Р. Х. Концепт «Труд / Лень» в паремиологии неродственных языков (на примере немецкого, английского, русского, башкирского и татарского языков). [Текст] / Р.Х. Каримова. – Автореферат дисс. … канд. филол. наук. – Уфа, 2004. – 23 с.
Ковтунова, И.И. Современный русский язык. Порядок слов и актуальное членение предложения [Текст] / И.И.Ковтунова. – М.: Просвещение, 1976. – 239 с.
Ковтунова, И.И. Поэтический синтаксис. [Текст]/ И.И. Ковтунова. _ М.: Высшая школа, 1986. – 256 с.
Кожина, М.Н. Стилистика русского языка: Учеб. пособие для студентов пед. ин-тов. [Текст] / М.Н. Кожина. – М.: Просвещение, 1993. – 221 с.
Колесов, В.В. Жизнь происходит от слова. [Текст] / В.В. Колесов. – СПб, 1999. – С. 79 – 84
Колшанский, Г.В. Объективная картина мира в познании и языке. [Текст]/ – М.: Наука, 1990. – 103 с.
Колшанский, Г.В. Коммуникативная функция и структура языка [Текст] / Г.В. Колшанский. – М.: Наука, 1984. – 176 с.
Колшанский, Г.В. Соотношение объективных и субъективных факторов в языке. [Текст]/ Г.В. Колшанский. – М.: Наука, 1975. – 231 с.
Кондратьева, О.Н.. Душа, сердце, ум. / В кн.: Антология концептов. / Под ред В.И.Карасика, И.А.Стернина. – М.:Гнозис,
2007. – с. 60 – 69
Концепт и культура: Материалы 111 Международной научной конференции, посвященной памяти доктора филологических наук профессора Н.В. Феоктистовой (Кемерово, 27 – 28 марта 2008 г.). [Текст] / ГОУ ВПО «КемГУ». Изд-во «Кузбассвузиздат», 2008 – 896
Коршкова, Е.А. Фразеология в поэзии Владислава Ходасевича. [Текст] / Е.А. Коршкова. – Дис. …канд.филол. наук. – Курган, 2005. – 255 с.
Костюченко, Т.Я. Ценности как культурные концепты. [Текст] /Т.Я. Костюченко // Концепт и культура: Материалы 111 Международной научной конференции, посвященной памяти доктора филологических наук профессора Н.В. Феоктистовой (Кемерово, 27 – 28 марта 2008 г.). – С. 64 – 68
Кубрякова, Е.С. Об одном фрагменте концептуального анализа слова Память [Текст] / Кубрякова Е.С. // Логический анализ языка: Культурные концепты. – М., 1991. – С.85
Кубрякова, Е.С. Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира. [Текст] / Е.С. Кубрякова – М.: Наука, 1988. – с.
Кузнецова, Л.А. Любовь как лингвокультурный эмоциональный концепт: ассоциативный и гендерный аспекты. [Текст] /
Л.А. Кузнецова. Дис. …канд.филол. наук. – Краснодар, 2005
Кузнецова, Н.Н. Анализ поэтического текста. [Текст] /
Н.Н. Кузнецова. // Материалы региональной конференции «Актуальные проблемы русского языка», посвященной 70-летию ЧГПУ. Под общей редакцией Л.П. Гашевой. – Челябинск: Юж-Урал. книж. изд-во, 2005. – С. 281-285
Кухаренко, В.А. Интерпретация текста. – Л.: Просвещение, Ленингр. отделение, 1979. – 284 с.
Ланская, О.В. Концепт «Любовь» в романе Л.Н. Толстого «Война и мир» (Наташа Ростова и Борис Друбецкой) [Текст] /
О.В. Ланская // Концепт и культура: Материалы 111 Международной научной конференции, посвященной памяти доктора филологических наук профессора Н.В. Феоктистовой (Кемерово, 27 – 28 марта 2008 г.). – С. 450 – 458
Лингвокультурология: Учеб.пособие для студ. высш. учеб. заведений. [Текст]/ – М.: Издательский центр «Академия», 2004. – 208 с.
Лихачев, Д.С. Концептосфера русского языка. [Текст] / Д.С. Лихачев. //Русская словесность: Антология. – М.: Академия, 1997. – С. 28-39
Лобкова, Е.В. Образ-концепт «Любовь» в русской языковой картине мира. [Текст] / Е.В. Лобкова. – Дис. …канд.филол. наук. – Омск, 2005.
Львова, С.И. Уроки словесности. 5 – 9 классы. – М.: Дрофа, 1997. – 416 с.
Лютикова, В.Д. Языковая личность и идиолект. [Текст] / В.Д. Лютикова. – Тюмень: Издательство Тюменского государственного университета, 1999. – 188 с.
Маняхин, А.В. Концепты «дух», «душа», «сердце», «мысль», «разум», «рассудок» в лирике Е. Баратынского. [Текст] /
А.В. Маняхин. –Дисс. … канд. филол. наук. – Тамбов, 2005. – 175 с.
Маркелова, Е.В. Концептуальные пространства и их параметры. [Текст]/ Е.В. Маркелова. // Материалы региональной конференции «Актуальные проблемы русского языка», посвященной 70-летию ЧГПУ. Под общей редакцией Л.П. Гашевой. – Челябинск: Юж-Урал. книж. изд-во, 2005. – С.380-384
Маслова, В.А. Введение в когнитивную лингвистику: учеб.пособие. [Текст]/ В.А.Маслова. – М.: Флинта: Наука, 2007. – 296 с.
Маслова, В.А. Лингвокультурология: Учеб.пособие для студ.высш.учеб.заведений. [Текст]/ В.А. Маслова. – М.: Издательский центр «Академия», 2004. – 208 с.
Матвеева, Н. Поэзия театра, или Восстание марионеток. [Текст] /Н. Матвеева. // К. Скворцов. Избранные произведении:
В 3-х т. – М.: Русская книга, 1999. – Т.2. – С. 531 – 543.
Матвеева, Н. Суровое веселье взгляда. [Текст] / Н. Матвеева. // К. Скворцов. Избранные произведении: В 3-х т. – М.: Русская книга, 1999. – Т.3. – С. 569 – 591.
Матвеева, Н. Трагедия балагана, или Теневая психология в драме. [Текст] /Н. Матвеева. //К. Скворцов. Избранные произведении: В 3-х т. – М.: Русская книга, 1999. – Т.1. – С. 529 – 551.
Матвеева, Т.В. Русский язык. Культура речи. Стилистика. Риторика. [Текст]/ Т.В. Матвеева. – М., 2003. – 299 с.
Москальская, О.И. Семантика текста [Текст] / О.И. Москальская. // Вопросы языкознания. – 1980, №6. – с. 10-14.
Никитина, Е.П. Творческая индивидуальность С.Т. Аксакова в историко-функциональном и сравнительно-типологическом освещении. [Текст] /Е.П. Никитина. – Автореферат дисс. … канд. филол. наук. – Магнитогорск, 2007. – 25 с.
Никитина, Л.Б. Образ-концепт «Мысль» в русской языковой картине мира. [Текст] / Л.Б. Никитина // Материалы региональной конференции «Актуальные проблемы русского языка», посвященной 70-летию ЧГПУ. Под общей редакцией Л.П. Гашевой. – Челябинск: Юж-Урал. книж. изд-во, 2005. – С.384-388
Новиков, Л.А. Художественный текст и его анализ. [Текст] / Л.А. Новиков. – М.: Русский язык, 1988. – 300 с.
Общее языкознание: Методы лингвистических исследований. [Текст]/ Под ред. Б.А. Серебренникова. – М.: 1978
Орлова, О.Г. Россия. [Текст] / О.Г.Орлова. // Антология концептов. Под ред В.И.Карасика, И.А.Стернина. – М.: Гнозис,
2007. – С. 446 – 458
Очерки истории языка русской поэзии ХХ века. Опыты описания идиостилей. [Текст] /– М.: Наследие, 1995. – 557 с.
Павилёнис, Р.И. Проблемы смысла: Современный логико-философский анализ языка. [Текст] / Р.И. Павилёнис. – М.: 1983
Павлович, Н.В. Парадигмы образов в русском поэтическом языке. [Текст] / Н.В. Павлович. – М.: 1995. – 484 с.
Паскова, Н.А. Женщина. [Текст]/ Н.А. Паскова. // Антология концептов. Под ред В.И. Карасика, И.А.Стернина. – М.: Гнозис, 2007. – С. 346 – 356
Пелевина, Н.Ф. Стилистический анализ художественного текста. [Текст] / Н.Ф. Пелевина. – Л.: Просвещение. Ленингр. отделение, 1980. – 271 с.
Пермякова, Т.В. Отражение авторского замысла в синтаксисе и нарративе малой прозы В. Набокова. [Текст] / Т.В. Пермякова. – Автореферат дисс. … канд. филол. наук. – Владивосток, 2007. – 26 с.
Писатели Челябинской области: Библиогр. справочник. [Текст] – Челябинск, 1992. – С. 180–182.
Питина, С.А. Концепты мифологического мышления как составляющая концептосферы национальной картины мира. [Текст]/ – Челябинск: Челяб. гос. университет, 2002. – 191 с.
Помыкалова, Т.Е. Концепт «Различие»: номинирование фразеологизмами признака. [Текст]/ Т.Е. Помыкалова. – Челябинск: Изд-во ТО «Каменный пояс», 2003. – 96 с.
Помыкалова, Т.Е. Семантико-типологический аспект фразеологического признака в русском языке: монография. [Текст]/ / Т.Е.Помыкалова. – Челябинск: Изд-во РЕКПОЛ, 2006. – 250 с.
Попова, З.Д., Стернин, И.А. Очерки по когнитивной лингвистике. [Текст]/ З.Д. Попова, И.А. Стернин. – Воронеж: Истоки, 2003. – 191 с.
Потебня, А.А. Теоретическая поэтика. [Текст] / А.А. Потебня. – М.: Академия, 2003. – 384 с.
Потебня, А.А. Эстетика и поэтика. [Текст] / А.А. Потебня. – М.: 1976. – С. 174; 193 — 196; 364 – 365
Прохоров, Е.Ю. В поисках концепта. [Текст] / Е.Ю. Прохоров. – М. Флинта, 2008г. – 176 с.
Разумова, М.А. Лексика публицистического дискурса
Е.И. Носова. [Текст] / М.А. Разумова. – Автореферат дисс. … канд. филол. наук. – Курск, 2007. – 18 с.
Розенталь, Д.Э., Голуб, И.Б., Теленкова, М.А. Современный русский язык: Учебные пособия для вузов. [Текст] / Д.Э. Розенталь, И.Б. Голуб, М.А. Теленкова. – М.: Рольф; Айрис-пресс, 1997. – 448 с.
Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира. [Текст]/ Б.А. Серебренников, Е.С. Кубрякова, В.И. Постовалова и др. – М.: Наука, 1988. – 216 с.
Романова, Т.В. Языковая личность Д.С. Лихачева как элитарная языковая личность русской интеллигенции. [Текст] // Мир русского слова, №4, 2006.
Русская грамматика. 2-е изд., испр. [Текст]. – М.: Русский язык, 1990. – 783 с.
Русская словесность: От теории словесности к структуре текста. [Текст] / Под ред. Нерознака В.П. – М.: 1997. – 320 с.
Русский Эрос, или Философия любви в России. [Текст]/Сост. В.П. Шестаков. – М.: Прогресс, 1991. – 448 с.
Рыньков, Л.Н. Именные метафорические словосочетания в языке художественной литературы Х1Х в. (Послепушкинский период). [Текст]/ Л.Н. Рыньков. – Челябинск: Южно-Уральcкое кн. изд-во, 1975. – 182 с.
Санникова, Н.Ю. Стилистические функции поэтических неологизмов в словотворчестве Е. Евтушенко. [Текст] / Н.Ю. Саннико-
ва. // Материалы региональной конференции «Актуальные проблемы русского языка», посвященной 70-летию ЧГПУ. Под общей редакцией
Л.П. Гашевой. – Челябинск: Юж-Урал. книж. изд-во, 2005. – С. 308-310
Свиридова, А.В. Религиозно-этическая символика в литературном произведении (на материале повестей М. Кузмина «Пример ближним» и «Два чуда»). [Текст]/ А.В. Свиридова. // Материалы региональной конференции «Актуальные проблемы русского языка», посвященной 70-летию ЧГПУ. Под общей редакцией Л.П. Гашевой. – Челябинск: Юж-Урал. книж. изд-во, 2005. – с. 402 – 407
Сепир, Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. [Текст] / Э. Сепир //– Издательская группа «Прогресс», «Универс», 1993. – 656 с.
Сергеева, Н.М. Свобода. [Текст] / Н.М. Сергеева. // Антология концептов. Под ред В.И. Карасика, И.А. Стернина. – М.: Гнозис, 2007. – С. 210 – 223
Слово в тексте и в словаре: Сб.ст. к семидесятилетию академика Ю.Д. Апресяна. Отв. ред.: Л.Л. Иомдин, Л.П. Крысин; Сост.: И.М. Богуславский, Л.Л. Иомдин, Л.П. Крысин. – М.: Языки русской культуры, 2000. – 648 с.
Слышкин, Г.Г. От текста к символу: Лингвокультурные концепты прецедентных текстов в сознании и дискурсе [Текст] /
Г.Г. Слышкин. – М.: Academia, 2000. – 128 с.
Современный русский язык: Учеб. для филол. спец. высших учебных заведений. [Текст]/ В.А. Белошапкова, Е.А. Брызгунова, Е.А. Земская и др. – М.: Азбуковник, 1999. – 928 с.
Солохина, А.С. Свобода. [Текст] / А.С.Солохина. // Антология концептов. Под ред В.И. Карасика, И.А. Стернина. – М.: Гнозис, 2007. – С. 165 – 182
Стернин, И.А. Лексическое значение слова в речи. [Текст] / И.А. Стернин. – Воронеж: Изд-во Воронежского гос. ун-та, 1985. – 171 с.
Стругова, Г.С. Учебно-методический комплекс по специальному семинару «Экспрессивный синтаксис художественной речи» [Текст] / Г.С. Стругова. – Челябинск: Издательство ГОУ ВПО «ЧГПУ», 2006. – 32 с.
Супрун, А.Е. Лексическая структура стихотворения Марины Цветаевой «Я страница твоему перу». [Текст] / А.Е. Супрун. // Слово в тексте и в словаре: Сб. статей к семидесятилетию академика
Ю.Д. Апресяна Отв.ред.: Л.Л. Иомдин, Л.П. Крысин. – М.: Языки русской культуры, 2000. – С.547-557
Тезина, Е.В. Роль ключевых слов процессе порождения и восприятия текста. [Текст] / Е.В.Тезина. // Материалы региональной конференции «Актуальные проблемы русского языка», посвященной 70-летию ЧГПУ. Под общей редакцией Л.П. Гашевой. – Челябинск: Юж-Урал. книж. изд-во, 2005. – С. 318-320
Телия, В.Н. Коннотативный аспект семантики номинативных единиц. [Текст] / В.Н. Телия. – М.: 1986. – 236 с.
Телия, В.Н. Метафоризация и её роль в создании языковой картины мира. [Текст] / В.Н.Телия. // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира. / Б.А. Серебренников, Е.С. Кубрякова, В.И. Постовалова и др. – М.: Наука, 1988. – 216 с.
Телия, В.Н. Русская фразеология. Семантические, прагматические и лингвокультурологические аспекты [Текст] /В.Н. Телия. – М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. – 288 с.
Токарев, Г.В.. Дискурсивные лики концепта: Монография. [Текст]/ Г.В. Токарев. – Тула, 2003. – 108 с.
Томашевский, Б.В. Теория литературы. Поэтика: Учебное пособие для студентов вузов. – М.: Аспект пресс, 2001. – 334 с.
Томашевский, Б.В. Стих и язык. Филологические очерки. [Текст]/ Б.В. Томашевский. – М., Л.: Гослитиздат, 1959. – 471 с.
Топоров, В.Н. Странный Тургенев (Четыре главы). [Текст] / В.Н.Топоров. – М.: 1988. – С.5
Точилкина, Т.Г. Концепт «Знакомство» как элемент картины мира в русскоязычном и англоязычном лингвокультурном пространстве. [Текст] / Т.Г. Точилкина. – Автореферат дисс. … канд. филол. наук. – Челябинск, 2007
Устьянцева, Т.А. Концепт «Время» в лингвокультурологическом исследовании [Текст] / Т.А. Устьянцева // Концепт и культура: Материалы 111 Международной научной конференции, посвященной памяти доктора филологических наук профессора Н.В. Феоктистовой (Кемерово, 27 – 28 марта 2008 г.). – С. 327 – 330
Федотова, О.В. Лексика науки и искусства в структуре языковой личности А.А. Вознесенского. [Текст] / О.В. Федотова. – Автореферат дисс. … канд. филол. наук. – Тюмень, 2007. – 25 с.
Фразеология в аспекте науки, культуры, образования: Тезисы докладов международной научно-практической конференции, посвященной 75-летию профессора Антонины Михайловны Чепасовой (Челябинск, 10 – 12 декабря 2001 г.) [Текст] – Челябинск: Изд-во Челябинского гос. пед. ун-та, 2001. – 380 с.
Франк, С. Л. Религия любви. [Текст]/ С.Л. Франк. // Русский Эрос, или Философия любви в России. Сост. В.П.Шестаков. – М.: Прогресс, 1991. – 448 с.
Чепасова, А.М. Мир русской фразеологии. [Текст]/
А.М. Чепасова. – Челябинск, 1998. – 216 с.
Чепасова, А.М. Семантические и грамматические свойства фразеологизмов: Учебное пособие к спецкурсу. [Текст]/ А.М. Чепасова. — Челябинск: Изд-во Челябинского гос.пед. ун-та, 1983. – 93 с.
Черникова, О.А. Художественное слово Е.И. Носовав в лексикографическом аспекте. [Текст] /О.А. Черникова. – Автореферат дисс. … канд. филол. наук. – Курск, 2006. – 18 с.
Черноземцев, В.А. Скворцов Константин Васильевич. /В.А.Черноземцев. //Челябинск: Энцикл. – Челябинск, 2001. – С.748.
Чурилина, Л.Н. Лексическая структура художественного текста: принципы антропоцентрического исследования: Монография. [Текст] /Л.Н.Чурилина. – СПб.: Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена, 2002. – 283 с.
Широкова, Н.А. Эмоциональный концепт «Любовь» в идиостиле А.С. Пушкина. [Текст] /Н.А. Широкова. – Автореферат дисс. … канд. филол. наук. – Тюмень, 2006.
Шмаков, А.А. Скворцов Константин Васильевич. [Текст] / А.А.Шмаков. // Урал литературный: Крат.библиогр. слов. – Челябинск: Юж.-Урал. кн.изд-во, 1988. – С. 246.
Шмелёв, Д.Н. Слово и образ. [Текст]/ Д.Н. Шмелёв. – М.: Наука, 1964. – 120 с.
Шмелев, Д.Н. Проблемы семантического анализа лексики: на материале русского языка. – М.: Наука, 1973. – 280 с.
Шпильная, Н.Н. К проблеме описания индивидуальной языковой картины мира (опыт типологии антропотекстов) [Текст] / Н.Н. Шпильная // Концепт и культура: Материалы 111 Международной научной конференции, посвященной памяти доктора филологических наук профессора Н.В. Феоктистовой (Кемерово, 27 – 28 марта 2008 г.). – С. 166 – 172
Шулежкова, С.Г. Крылатые выражения русского языка, их источники и развитие. [Текст]/ С.Г. Шулежкова. – Челябинск: ЧГПИ «Факел», 1995.
Эстетика слова и языка писателя: Избр. статьи. [Текст] / Л.: Худ. лит., 1974. – 288 с.
Яковлева, Е.С. Фрагменты русской языковой картины мира (модели пространства, времени и восприятия). [Текст] / Е.С. Яковлева. – М.: Гнозис, 1994. – 334 с.

Понятие концепта в научной литературе

2. Понятие концепта в когнитивной лингвистике

§3. Понятие концепта в лингвокультурологии

1. Анализ узуального значения слова «любовь» как один из путей реконструкции концепта

§5 Семантические компоненты концепта «Любовь» в драматургических произведениях К. Скворцова

Глава 3. Языковая репрезентация концепта «Любовь»

***

Заключение

1. Анализ узуального значения слова «любовь»
как один из путей реконструкции концепта

§5 Семантические компоненты концепта
«Любовь» в драматургических произведениях К. Скворцова

Глава 3. Языковая репрезентация концепта
«Любовь»