О ПАРТИЙНЫХ ШНУРКАХ
Ранним утром в августе 1976 года мы с Евгением Евтушенко ехали в аэропорт города Магнитогорска после встреч с читателями на озере Банном.
Мобильных телефонов в то время не было, но в машине директора металлургического комбината, в которой мы ехали, была рация. Из аэропорта нам сообщили, что самолёт задерживается на несколько часов. Нам посоветовали искупаться в озере Солёном, мимо которого мы проезжали.
В отличие горного озера Банного, где мы ходили под парусом, это озеро, расположенное в степи, было открыто всем ветрам. Но тихая солнечная погода, бездонное голубое небо и, как нам казалось, совершенно безлюдное место располагали к покою после напряжённых встреч.
Купаться так купаться! Поскольку место казалось безлюдным, мы в одно мгновение, как в цирке, превратились в четырёх Адамов (с нами был сын поэта Петя, тогда ещё подросток, и секретарь горкома партии Магнитогорска Александр Паукин) и стали погружаться в воду.
Увы, погружаться – не то слово! Отошли десять метров от берега – глубина по щиколотку. Двадцать – то же самое. Тридцать – никаких перемен. После пятидесяти – решили возвращаться, практически намочив только ноги…
Вдруг мы услышали лёгкий металлический стук, как будто кто-то гремел листовым железом.
По берегу в белых халатах, с вёдрами в руках, сгибаясь от смеха, шли доярки на утреннюю дойку.
Казалось, что они появились из небытия.
– Вот вам и картина Репина «Не ждали»!
Обгоняя друг друга, мы кинулись на берег к спасительной одежде. Евгений Александрович, надевая ботинки, второпях порвал шнурок. Паукин не раздумывая отдал ему свой.
Мы сели в машину. Водитель ударил по газам, как будто за нами гнались…
Через минуту раздался возбуждённый голос поэта:
– Саша! Я видел у тебя записную книжку. Она с собой?
Паукин извлёк её из кармана.
Ни секунды не раздумывая, Евгений Александрович написал на чистой странице:
На российских тропинках
Я останусь в веках
В беспартийных ботинках,
Но в партийных шнурках!
О появлении этих строк есть множество легенд. Позволю себе их развеять.
2
Сколько стихов, столько и легенд об их создании. Случается, что легенды эти создают сами авторы. С умыслом или без оного, история умалчивает. Литературоведы разберутся, им за это платят деньги.
Как-то зашёл ко мне Евгений Александрович Евтушенко. Вспоминали молодость, путешествия по Уралу, реки и озёра которого оставили в его душе теперь уже чуть заметный, но ещё не заросший след.
– Помнишь, – вздохнул Евгений Александрович, – мы с тобой под Магнитогорском купались в озере? С нами был секретарь горкома партии. Как его фамилия? Я хочу ему посвятить стихи, которые тогда написал экспромтом, кажется, чуть ли не в автомобиле.
– Про шнурки? Помню… А фамилию этого человека вспомню и передам. У меня где-то и фотографии тех лет сохранились.
– Я послезавтра в три часа выступаю у Булата в музее. Приходи!
На том и расстались. Мы пришли на его выступление вместе с Фазилем Искандером и его женой Антониной, несколько задержавшись. Поэт был уже на эстраде и читал стихи. Дождавшись паузы, я поднялся на сцену и передал Евгению Александровичу обещанные фотографии и фамилию человека. Он принял их с благодарностью. Рассказал о нашей дружбе и поведал публике историю, которая в его устах звучала уже как легенда. В ней мы выглядели
самыми великими землепроходцами, героями великих географических открытий… Я поражался тому, как он на лету сочиняет то, чего с нами никогда не было… Мы прошли пешком чуть ли не через всю страну, истлела вся одежда, вплоть до шнурков от обуви, и участник нашей экспедиции, секретарь горкома партии, отдал ему свои. Мне было жаль, что он не вспомнил смеющихся доярок и наши неудачные водные «процедуры». Но, может, это для его поэтических строк было не столь важным
АРТИЙНЫХ ШНУРКАХ
1
Ранним утром в августе 1976 года мы с Евгением Евтушенко ехали в аэропорт города Магнитогорска после встреч с читателями на озере Банном.
Мобильных телефонов в то время не было, но в машине директора металлургического
комбината, в которой мы ехали, была рация. Из аэропорта нам сообщили, что самолёт
задерживается на несколько часов. Нам посоветовали искупаться в озере Солёном, мимо которого мы проезжали.
После горного озера Банного, где мы ходили под парусом, это озеро, расположенное в степи, было открыто всем ветрам. Но тихая солнечная погода, бездонное голубое небо и, как нам казалось, совершенно безлюдное место, располагали к покою после напряжённых встреч.
Купаться так купаться! Поскольку место казалось безлюдным, мы в одно мгновение, как в цирке, превратились в четырёх Адамов (с нами был сын поэта Петя, тогда ещё подросток и секретарь горкома партии Магнитогорска Александр Паукин), и стали погружаться в воду.
Увы, погружаться – не то слово! Отошли десять метров от берега – глубина по щиколотку.
Двадцать – то же самое. Тридцать – никаких перемен. После пятидесяти — решили возвращаться, практически намочив только ноги…
Вдруг мы услышали лёгкий металлический стук, как будто кто-то гремел листовым железом.
По берегу в белых халатах, с вёдрами в руках, сгибаясь от смеха, шли доярки на утреннюю дойку.
Казалось, что они появились из небытия.
— Вот вам и картина Репина «Не ждали»!
Обгоняя друг друга, мы кинулись на берег к спасительной одежде.
Евгений Александрович торопясь, надевая ботики, порвал шнурок.
Паукин, не раздумываясь, отдал ему свой.
Мы сели в машину. Водитель ударил по газам, как будто за нами гнались…
Через минуту раздался возбуждённый голос поэта:
-Саша! Я видел у тебя записную книжку. Она с собой?
Паукин извлёк её из кармана.
Ни секунды не раздумывая, Евгений Александрович написал на чистой странице:
На Российских тропинках
Я останусь в веках
В беспартийных ботинках,
Но в партийных шнурках!
О появлении этих сток есть множество легенд. Позволю себе их развеять.
2
Сколько стихов, столько и легенд об их создании. Случается, что легенды эти создают сами авторы. С умыслом или без оного, история умалчивает. Литературоведы разберутся, им за это платят деньги.
Как-то зашёл ко мне Евгений Александрович Евтушенко. Вспоминали молодость, путешествия по Уралу, реки и озёра которого оставили в его душе теперь уже чуть заметный, но ещё не заросший след.
– Помнишь, – вздохнул Евгений Александрович, – мы с тобой под Магнитогорском купались в озере? С нами был секретарь горкома партии. Как его фамилия? Я хочу ему посвятить стихи, которые тогда написал экспромтом, кажется, чуть ли не в автомобиле.
– Про шнурки? Помню… А фамилию этого человека вспомню и передам. У меня где-то и фотографии тех лет сохранились.
– Я послезавтра в три часа выступаю у Булата в музее. Приходи!
На том и расстались. Мы пришли на его выступление вместе с Фазилем Искандером и его женой Антониной, несколько задержавшись. Поэт был уже на эстраде и читал стихи. Улучив паузу, я поднялся на сцену и передал Евгению Александровичу обещанные фотографии и фамилию человека. Он принял их с благодарностью. Рассказал о нашей дружбе и поведал публике историю, которая в его устах звучала уже, как легенда. В ней мы выглядели самыми великими землепроходцами, героями великих географических открытий… Я поражался тому, как он налету сочиняет то, чего с нами никогда не было… Мы прошли пешком чуть ли не через всю страну, истлела вся одежда, вплоть до шнурков от обуви, и участник нашей экспедиции, секретарь горкома партии, отдал ему свои. Мне было жаль, что он не вспомнил смеющихся доярок и наши неудачные водные «процедуры». Но, может, это его поэтических строк было не столь важным.
ДРУЗА ХРУСТАЛЯ
Не удивляйтесь! На Южном Урале среди сёл можно встретить Варну, Париж, Берлин, Лейпциг…
Но как-то по-особенному звучит — районный центр Фершампенуаз, названный в честь
французского села Фер-Шампенуаз, где весной 1814 года произошло
сражение между кавалерией союзников и отдельными корпусами французов в
ходе Наполеоновской кампании. Блистательная победа была одержана в немалой
степени благодаря русским казакам.
Так вот, привели нас туда писательские дороги. Меня и Евгения Евтушенко. После
встречи благодарные руководители района поднесли московскому поэту тяжеленную
друзу горного хрусталя (неподалёку был карьер, где его добывали).
Евгений поблагодарил за столь щедрый подарок и, естественно, поскольку читал стихи и
я, спросил:
— А Скворцову?
Местные начальники, переглянулись:
-Да он наш, он из Челябинска. Мы ему потом обязательно подарим!..
Евгений вернул друзу на стол «президиума»:
— У вас выступали два поэта. Два члена союза писателей. Спасибо! Я не возьму ваш подарок, пока не дадите такой же Скворцову.
Прошло сорок лет. Из них тридцать я уже живу в писательском городке Переделкино, где на кладбище год назад похоронили Евгения Александровича.
Случилось так, что я оказался в доме Евтушенко среди двух овдовевших замечательных
женщин Марии Евтушенко и Антонины Искандер. Мы пили чай, я рассказывал им всякие
истории из писательской жизни:
— У Жени есть благородный поступок, который мне запомнился. Я рассказал эту
историю про друзу хрусталя.
— А она была на подставке? – спросила Мария.
— Да нет вроде. – неуверенно сказал я.
-Вон она стоит… Забирай. Это — твоя!
В комнате на полу, в углу стояла большая друза горного хрусталя.