Опять приеду я издалека,
Отведав вдоволь солнечного рая,
В снега, где бьется Лунная река
О камни, что зовутся Отчим краем.
Уйду с ружьем в промерзшую тайгу.
И, поднимая розовые клубы,
Избушку по трубе найду в снегу —
Там на осинах свежие зарубы.
Открою дверь и разберу следы…
И, если даст Господь на это силы,
Я докопаюсь до живой воды
И упаду на мшистый берег милый.
И станет хвоя щекотать глаза,
Ком провернется в горле, как в обиде…
И льдинкой соскользнет во мхи слеза,
Чтоб никогда никто её не видел.
Я, как шаман, вкруг дома покружусь,
Зажгу свечу, не открывая ставен.
Дрова сухие в печку положу,
Что, как всегда, мне старый друг оставил.
Уснет хребет. И я в своем купе
Помчусь навстречу сонному бурану…
И затемно по заячьей тропе
Уйду наверх к четвертому капкану.
Где след куницы — ровная строка, —
Остановлюсь, её читая мысли…
И подниму оборванный капкан, —
Вновь до меня там побывают рыси.
Их след уйдет в еловый черный грот.
Повиснет ястреб в небе, как на рее.
Ну, что сказать?.. Всегда с добычей тот,
Кто на тропе окажется шустрее.
Я стану снова нарезать круги,
Хотя бы мог за гребнем отсидеться…
Но я пойду, не слыша свист пурги,
А — только бубен собственного сердца.
Вспугну настороженных копылух
И набреду на свежий след лосиный.
Но чуткий зверь — мой закадычный друг —
Исчезнет за обглоданной осиной.
И станем мы опять, как в прошлый год,
Ходить с сохатым тщетно друг за другом…
Когда ж метель следы переметёт,
Пойду назад по выцветшим зарубам.
И станут ноги тяжелей свинца.
Я буду не брести уже, а бредить…
Дойти бы только мне до солонца,
Где по весне бесчинствуют медведи.
Но бес начнет кружить меня в пути,
В глазах — мелькать веселые картинки…
Не спать, не спать!.. Идти, идти, идти,
Пока не вспыхнут звезды на Плотинке!
В печи дрова ударят, как прибой.
Спирт обожжет потресканные губы…
. . .
Вот и опять вернулся я домой.
Мне повезло, что есть твои зарубы.
16 июня 2000 г.
Из сборника «Берег милый»