Не бойтесь совершенства – оно вам не грозит.
Сальвадор Дали
1
Как боги любим, а живем, как люди,
От сих до сих, от пят и до чела…
Но, если солнцем ты увлечена,
Кто за измену Женщину осудит?
Но нет, не дремлют мировые судьи,
Вершится суд. И вот – отсечена
Ты от меня. Не наша в том вина.
Мы только жертвы дьявольских орудий.
В руках моих есть золотая нить.
Скажи,– я все могу переменить:
Спасти Помпею, возвратить руно,
Вновь пирамиды возвести в пустыне…
Но ты молчишь, ведь ты жила доныне,
Имея то, что нам судьбой дано.
2
Имея то, что нам судьбой дано,
Не знаем: много это или мало.
И мы транжирим чувства, как попало.
Точнее, тратим, как заведено.
Но в жизни есть мгновение одно –
Прозрения великого начало.
Оно испито гениями, но
До нас о нем вселенная не знала.
Уста твои пылают, как герань,
Но ты ступить боишься через грань.
Кто не живет в любви, живет во блуде.
Как два огня волшебных в царстве тьмы,
Мерцают чаши полные, а мы
О трезвости с тобой рядим да судим.
3
О трезвости с тобой рядим да судим.
Непререкаем наш авторитет,
Как будто с Истиною “тет-а-тет”
Мы были раньше и во век пребудем.
Но усомнись… Тебя же не убудет.
В сомнении есть правильный ответ,
Которого и в аксиоме нет.
А Истина в такой зарыта груде
Веков и заблуждений, что ее-то
Не раскопать. Да и кому охота
Слыть мудрецом и дурнем заодно?
И сомневаться в чем-то не резон нам.
Забвенья ищем там, за горизонтом,
А рядом зреет терпкое вино.
4
А рядом зреет терпкое вино.
Вино Любви и нового Познанья.
Оно кипит… Полвека ожиданья
С лихвою мне теперь возмещено.
Как чувство это поздно мне дано!
Отдал я душу бесу на закланье.
Она в плену, и эти заклинанья
Не выручат ее. Исключено.
Ведем беседу мы с тобой нестройно,
И в мире стало тихо и покойно.
Волною теплой плещет свет в окно.
И мысль моя на крыльях воспарила.
И я иду по берегу залива…
Пригубить мне его не суждено.
5
Пригубить мне его не суждено.
Я позабыл за суетой мирскою,
Что жажду утолить волной морскою
Возможно лишь со смертью заодно.
Чего ж я медлю?.. Время сочтено.
Так растворись и стань молвой людскою.
Все прошлое, как бурей сметено,
А будущего я уже не стою.
Твоя Любовь – бессмертья эликсир.
Но для чего тому, кто слаб и сир,
Венец царя?.. (Пропьет его иль сбудет.)
И для меня одна дорога – в ад.
Но, может, то не эликсир, а яд
Передо мной на золоченом блюде.
6
Передо мной на золоченом блюде
Чуть различимо, как змея в тени,
Мерцает Слово. Руку протяни –
Оно исчезнет, словно ржа в полуде.
Но я о нем мечтаю, как о чуде.
А кто-то поучает: – Не темни!
Не ищут песню в комарином гуде
И Божью искру в кознях Сатаны.
Но Cлово я искал, не зная места,
И не нашел – все речи повсеместно.
Цепь рвется, коль подточено звено.
Есть в каждом Cлове верность и измена.
Недаром же так скрытно и так смело,
Так вожделенно светится оно.
7
Так вожделенно светится оно,
С таким желаньем плотью стать и явью,
Что я, произнеся его, расплавлю
Весенний лед. И станет жизнь иной.
Но полдуши моей застеклено
Все тем же льдом… Я это Слово славлю
Вслед миллионам пишущих и знаю –
Произносить его запрещено.
То Слово в небо поднимает птиц.
Оно висит на кончиках ресниц,
Когда я с нежностью целую груди
Твои во сне… Да и сейчас – не страх,
А Cлово это у тебя в глазах,
Как будто солнце прячется в сосуде.
8
Как будто солнце прячется в сосуде,
Вокруг меня Вселенский карнавал.
Под маскою я жизни не узнал,
А праздника другого мне не будет.
А Дирижер, как будто рыбу удит,
Нас дразнит палочкою… Он-то знал,
Сколь нужно сил, чтоб прозвучал финал,
Не тратя сердца в суете прелюдий.
Я не заметил жизни, без опаски
Идя с ней рядом, увлекая маски…
Но смолк оркестр, и Дирижер исчез.
И ничему уже не повториться.
– Ты думал, это маски?.. Это – лица! –
Я слышу с возмутившихся небес.
9
Я слышу с возмутившихся небес:
– К чему блуждать, когда ясна дорога,
Она тебе назначена от Бога
Пустынею, а ты нас тянешь в лес.
Да, ясен путь. Осталось так немного.
И я достойно бы пронес свой крест,
Когда бы, волею пустых словес,
Жизнь не разверзлась бездной от порога.
Без крыл любви не двинуться и с места.
– Спаси, моя крылатая невеста!..
Кого зову?! Я одинок, как перст.
– Ну, это, братец, ты сказал поспешно.
Взгляни на эту спелую черешню! –
Мне шепчет ангел или, может, бес.
10
Мне шепчет ангел или, может, бес:
– Ты знаешь горы, где туман дымится,
И слезы рос, агонию волчицы…
Нет для тебя в тайге запретных мест.
Как в молодости, оглянись окрест –
Ручей все так же на камнях резвится.
Охотнику ль в трех соснах заблудиться
С собакой и ружьем наперевес?
И память снова делает круги…
Пронизывает выстрел синь тайги
И носит эхо долгое, как ропот…
Я меток был и я не знал потерь.
И вот впервые познаю теперь:
Не все твое… Не все, что видит око.
11
Не все твое… Не все, что видит око.
Так в океане светится коралл,
Так в облаках копытом бьет марал,
И сокол в небе носится высоко.
В тебе одной все прелести Востока:
Зов демонов и ангелов хорал,
И потому Господь тебя избрал
Стать мукой дива и мечтой пророка.
Не знаю я, как поступили вы бы,
Что до меня – давно я сделал выбор.
И, если мне две чаши поднесут
И предо мною их поставят рядом,
Не с медом чашу выпью я, пусть с ядом, –
Но этот драгоценнейший сосуд.
12
Но этот драгоценнейший сосуд
Мир озарил таким пасхальным светом,
Что, видимое нищим и поэтам,
Всем различимо стало в пять минут.
Поймут ли нас с тобой иль не поймут,
Не к милости готовься, а к наветам.
Ведь в зеркале души моей при этом
Нашла ты отраженье и приют.
Как сердце бьется радостно и споро.
Но каждый шаг его – шаг Командора,
То кредиторы мне счета несут.
Я расплачусь и я приму забвенье,
Но Истины великое мгновенье
Я выкраду, пойдя на Страшный суд.
13
Я выкраду, пойдя на Страшный суд
Зарю костра и ветра тихий шепот,
И трель ручья, и гроз весенних рокот,
И листьев мокрых спелую росу.
И это все тебе я принесу,
И ты поймешь, что крик травы – не нота,
Что Истина – не видимое что-то,
А пеночка, запевшая в лесу.
Все – маскарад. Все – тьмы и света сплав.
Под черной маской Жизни не признав,
Искать ее под белой – мало проку.
Она – в Любви!.. Но на расправы скор
Мне тянет длань железный Командор.
Пусть он решит, я ль поступил жестоко?
14
Пусть он решит: я ль поступил жестоко,
Оставшись после срока молодым,
Что заблудился средь моих седин
Его возлюбленной веселый локон.
Не соверши, мой Командор, беды,
Что на хвосте несет тебе сорока.
Любви не отличая от порока,
Не преврати цвет яблонь в горький дым.
Все крепче руку мне сжимает он…
Но, Командор, не ты, не Соломон –
Нас только Вечность мрачная рассудит.
Да мы уже осуждены за все
И вместе наказание несем, –
Как боги любим, а живем, как люди.
15
Как боги любим, а живем, как люди,
Имея то, что нам судьбой дано.
О трезвости с тобой рядим да судим,
А рядом зреет терпкое вино.
Пригубить мне его не суждено.
Передо мной на золоченом блюде
Так вожделенно светится оно,
Как будто солнце прячется в сосуде.
Я слышу с возмутившихся небес,
Мне шепчет Ангел или, может, бес:
– Не все твое… Не все, что видит око.
Но этот драгоценнейший сосуд
Я выкраду, пойдя на Страшный суд.
Пусть он решит: я ль поступил жестоко?!