1
Меж нами сорок зим и сорок лет.
Над нами неба высь и Божья воля.
Ромашки заминировали поле…
Не наступи!.. Ведь в нем проходов нет.
Нас вечер в плен берет… И лишь рассвет
Освобождает от его неволи.
Но снова нам мечтать о ней до боли,
Забыв друзей, отбросив этикет.
Блестит ручей, как тонкий поясок,
Что ты вдруг уронила на песок.
И вот тебе не до ромашек вовсе.
Среди зеленых режущих осок
Ты звезды собираешь в туесок…
Тебе сегодня восемнадцать весен.
2
Тебе сегодня восемнадцать весен.
Вселенная Любви – твой новый дом.
Ты счастлива со мною… Но о том
Пусть не фанфары протрубят, а лоси.
Рассвет зарю в твои вплетает косы.
Дорога в горы врезана винтом.
И вот уже, хватая воздух ртом,
Вверх по ручью на смерть плывут лососи.
У них, как и у нас, один Судья.
И все-таки, от жизни уходя,
Мы в океан Любви монету бросим
И возвратимся в этот мир опять.
Но чтоб земля не повернула вспять,
У неба мы благоразумья просим.
3
У неба мы благоразумья просим,
Но все напрасно, – сколько ни проси.
Благоразумье скрыто в нас самих.
Оно таится, словно в лете осень.
Но помолчу!.. На перекрестке просек,
Где в длинных листьях прячется мой стих,
Вдруг замер ветер, и щегол затих,
И чудным светом засветились росы.
Торжественна, пуглива и нежна,
Ступаешь ты ко мне, обнажена,
Туман пуховый тянется, как плед.
И солнца шелк с небес летит, скользя…
– Остановись! – молю я. – Так нельзя!
Но не подвластен разуму сонет.
4
Но не подвластен разуму сонет.
От века у него свои законы.
Счастливый пленник, я попал в оковы
И вот иду за стражником след в след.
Но это шутка! Будь я не поэт,
Кого, скажите, красота не тронет?
Сотрутся рубежи, и рухнут троны, –
Любовью сохранится белый свет.
И мне сонет не стражник, а приятель.
Я не ищу на солнце темных пятен.
Я радугу благодарю за цвет…
И каждый поцелуй, что так приятен,
До хрипоты отсчитывает дятел.
До лет моих ему и дела нет.
5
До лет моих ему и дела нет.
Я жизнь прожил, а вот похвастать нечем.
Его послушать, так я вроде вечен.
Но я-то знаю, – это птичий бред.
Нам вечность не оставила примет.
Но будут сосны вспыхивать, как свечи.
И волосы твои сбегать на плечи,
И заслонять глазам парад планет.
И вечна (извините за строку)
Слеза, что катится по желобку
Твоих грудей, что в страсти вихрь разбросил…
И благодарность это и укор –
Передо мною твой молящий взор…
Он зелен круглый год, как иглы сосен.
6
Он зелен круглый год, как иглы сосен,
Пока Судьба не вдарит в топоры,
Взор этот будет возрождать миры,
И никогда Пастух овец не бросит.
Но на суде, на Страшном, он нас спросит
(Мы все безгрешны только до поры):
– Что есть Любовь – предчувствие игры
Иль боль, что нас на облака возносит?
Не знаю – счастье это иль беда.
Мы не найдем ответа никогда,–
В Себе Самом он слово это носит.
Но не молиться же сейчас кустам…
И вдруг пред нами возникает храм.
Он стар, как мир. Ему столетий восемь.
7
Он стар, как мир. Ему столетий восемь.
Тому, кто на иконе – тридцать три
Библейских года… Пыль веков сотри –
Грехи слетят и разобьются оземь.
Вот Он глядит на нас суров и грозен.
Но этот свет, летящий изнутри,
Нас исцелит. Любимая, смотри –
Мы спасены!.. И что нам до угрозы
Злых демонов, что здесь затаены.
Они победою упоены
Напрасно. Свыше совершен обет
Над нами Тем, кто нам пришел на помощь.
Уже давно на мир спустилась полночь,
А Он все льет на нас волшебный свет.
8
А Он все льет на нас волшебный свет.
И губы наши шепчут не молитвы,
И два дыханья воедино слиты,
И руки сплетены, как амулет.
И пеньем птиц, резвящимся в ответ,
А не росою листья всклень налиты.
И понял я, чем люди в мире сыты,
Что голова всему, увы, не хлеб.
Не так ли горделивая река
Бесстрастна и безропотна, пока
Она не встретит на пути порог.
Мы друг от друга страсти не таим,
Но то не нами, милая, а Им,
Им не допит любви священный рог.
9
Им не допит любви священный рог.
Он не спешит. Он здесь всегда и всюду,
Покуда бес не приведет Иуду.
А торопливость – не Его порок.
И я бы стал степенным, если б мог,
Но на земле я только миг пребуду.
И кто-то сдаст души моей посуду
В сырую землю, как наступит срок.
Прости, что я событья тороплю…
Пока есть ветер – мчаться кораблю –
С рожденья мной усвоенный урок.
А быть бессмертным не моя статья.
Я – человек. А в книге Бытия
Ему отпущено так мало строк.
10
Ему отпущено так мало строк.
И ничему уже не повториться.
И все таки, я мог не торопиться
Прервать полет… Но все мне, все не впрок.
Я снова молод, смел, как белый волк.
Любовь твоя, как неба омовенье.
Так вечностью стать может и мгновенье,
Когда оно бессмертия зарок.
Не для свершений чьих-то важных дел
Дается жизни краткий миг в удел.
Мы рождены друг друга позабавить,
Не отличая Истины от лжи…
Но что это со мной? Я жил, как жил.
И не убавить здесь и не прибавить.
11
И не убавить здесь и не прибавить.
И годы, словно крохи, не смести.
Но запретить мне вслух произнести –
Любимая – никто уже не в праве.
Ружье стреляет и не только в драме.
И красотою мира не спасти.
Но я хочу тебя произвести
В царицы мира, чтоб его исправить.
Но сколько счастье это будет длиться?
Здесь, в храме, надо Богу помолиться,
Но нам с тобою это невдомек.
Лишь на одну тебя сейчас молюсь я.
Спаситель наш на нас взирает с грустью.
Но всем влюбленным строгости не в прок.
12
Но всем влюбленным строгости не в прок.
Все с рук сойдет им, и за все простится.
Пока ты влюблена – ты даль и птица.
Покуда я влюблен, дотоль – пророк.
То одержим, как глухариный ток,
То холоден (а, может, только мнится),
То, как скала, то суетлив, как спица…
Я знаю, у всего один исток.
Поэзия – жестокая игра.
Ничто само не падает с пера.
За все, за все мы платим свой оброк.
Но, если несговорчивая осень
Железным градом все поля покосит,
Сонет мы можем заплести в венок.
13
Сонет мы можем заплести в венок.
Но что нам в этой копии бумажной,
Когда на поле тихо и отважно
В зарю Любви глядится сам цветок?
Как совершенен каждый лепесток!
Не трогай слов, – не сделаешь промашки.
Ты вносишь пресловутые ромашки, –
И вмиг по телу пробегает ток.
Наивный! Я считал, что я сильней
Самой Природы, состязаясь с ней.
Что движет миром: Муза или память?
Но во вселенском сумрачном углу
Венком сонетов воспалю я мглу,
Чтоб, увенчав тебя, Любовь восславить.
14
Чтоб, увенчав тебя, Любовь восславить,
Я вышел на звериную тропу…
И стоило горячую стопу
На этот путь нехоженый поставить,–
Я начинал уже вселенной править,
За хвост хватая дикую мечту…
И обгорали годы налету,
И на висках моих осталась наледь.
Поэт способен делать чудеса,
Лес превращая в храм. Храм – в небеса,
На чьем-то сердце оставляя след.
И вот теперь, у жизни на краю,
Я все б отдал за молодость твою.
Меж нами сорок зим и сорок лет.
15
Меж нами сорок зим и сорок лет.
Тебе сегодня восемнадцать весен.
У неба мы благоразумья просим,
Но не подвластен разуму сонет.
До лет моих ему и дела нет.
Он зелен круглый год, как иглы сосен.
Он стар, как мир. Ему столетий восемь,
А он все льет на нас волшебный свет.
Им не допит Любви священный рог.
Ему отпущено так мало строк,
И ни убавить здесь и ни прибавить.
Но всем влюбленным строгости не впрок.
Сонет мы можем заплести в венок
И, увенчав тебя, Любовь восславить.